Я - Даго - [26]

— Старайся биться топором, — советовала она. — Помни о заклятии. Еще неизвестно, станешь ли ты правителем, и не погибнешь ли сам, если вынешь для боя Тирфинг.

Военное облачение должно было стать для парня новой кожей. Потому Зелы приказала ему каждодневно переплывать на своей лодке реку и часами бегать по лесу и лугам, вооружившись мечом и топором, в кольчуге и шлеме на голове. Так он делал, закаляя свои мышцы и волю.

Случилось как-то, что из-за жары укрылся он в лесную тень и, уже несколько медленнее, бежал вдоль опушки. Внезапно костяной наконечник стрелы ударил его в грудь и скользнул по железным колечкам кольчуги. Затем его настиг сильный удар копья, сделанного из коровьего рога и называемого потому рогатицей, но и оно отразилось от щита, который сын Бозы носил на спине. Он не знал, сколько врагов в округе, и как они вооружены. Нужно было ускорить бег и удалиться из лесу, либо же становиться на бой. Колебался он, вынуть ли из ножен ужасный меч, на котором лежало заклятие Одина. Ведь если неправильно предсказала Зелы, что станет он повелителем — тогда не враг, а сам он падет мертвым в этом бою.

Он отскочил на лесную прогалину и там встал в защитной позиции, как учила его Зелы. В правой руке был у него топор, вытащенный из-за кожаного пояса, а в левой — круглый щит. Послышался хруст ветвей, и с наклоненного старого дерева спрыгнул Лесной Человек. Сын Бозы тут же распознал его, поскольку тот был почти голым, в одной лишь набедренной повязке из волчьего меха. Длинные волосы спадали на спину, лицо заросшее. Ростом он казался ниже обычного человека, но у него были широкие плечи и необыкновенно развитые ноги с выпуклыми мышцами.

Лесной Человек отбросил лук и тулею для хранения стрел. Он вытащил из-за дерева несколько буковых дубин — не очень длинных, чтобы метать их в неприятеля. Будто самец зубра, прежде чем броситься в бой, издал он звериный рык, и даже, опять-таки подобно зубру, стал рыть ногою землю. Было видно, как заводится он для битвы, плюется слюной, глаза же, плохо заметные в зарослях волос на лице, начинают блестеть и наливаться кровью. На его губах выступила пена.

Всякого мог напугать он своим видом и за счет только лишь страха изгнать противника с поля боя. Сын Бозы понимал, что Лесной Человек и ждет того, что чаще всего случалось, когда жертва побежит. Только дикарь мог бегать много быстрее обычных людей, быстрее серны или оленя, и в спину убегающего обычно попадала брошенная с нечеловеческой силой дубина.

Только сын Бозы стоял недвижно, ожидая нападения. Его страх исчез, ноги и руки перестали дрожать. Вместо этого же охватило его постепенно доселе неведомое, удивительное чувство: желание боя.

Дубинка метнулась к сыну Бозы, но тот отбил ее своим щитом. Теперь сам он метнул свой топор, несколько раз обернувшийся в воздухе. Неприятель уклонился, и топор вонзился в ствол клена. Тогда Лесной Человек издал пронзительный крик и бросился с другой дубиной на сына Бозы, считая, будто тот остался безоружным. Вот тогда-то и блеснул на солнце клинок Тирфинга, ослепив на мгновение Лесного Человека. Этого мига хватило, чтобы меч, разрезающий мух на лету, срубил голову Лесному Человеку. Отпрыгнул сын Бозы, кровь хлынула на руки и грудь дикаря; голова уже валялась на земле, но безголовое туловище сделало еще шаг вперед. Затем грохнуло оно наземь, лишь только раз дернувшись в агонии. Теперь уже закричал сын Бозы, и был это крик победы. Тирфинг поразил Лесного Человека. Разве не было это знаком, что течет в сыне Бозы кровь повелителей?!

Он с презрением плюнул на мертвое тело, без всякого отвращения схватил голову Лесного Человека за длинные волосы, вырвал топор из кленового ствола и легкой трусцой, отмечая путь каплями крови, побежал к своей лодке на реке.

Заросшую волосами башку Зелы надела на высокую жердь и поставила ее над воротами дворища спалов. Так и торчала она там, пока со временем вороны не выклевали все мясо с нее, оставив лишь белый, голый череп. Одни лишь длинные, рыжеватые волосы остались на нем и развевались по ветру.

В тот вечер Зелы попросила его показать клинок Тирфинга. Глянула она на засохшие кровавые пятна, оттерла их тряпкой, а затем, вроде бы даже с опасением, поглядела на сына Бозы.

— Я предчувствовала, что ты станешь повелителем, — тихонько сказала она. — Но не знала, что настолько великим. Если всего лишь пятнадцатилетнего юношу послушался грозный Тирфинг, насколько же послушным сделается он, когда достигнешь ты мужских лет? Только теперь уверена я в том, что тебя охватит страшная болезнь, называемая Жаждой Великих Деяний.

— Не хочу я становиться повелителем, если это означает заболеть Жаждой Деяний и бросить тебя, — неожиданно сказал юноша великанше. — Скажи: для чего мне власть над другими людьми?

Впервые увидал он лицо Зелы изменившимся, выражающим доселе неизвестные ему чувства. Глядя куда-то над его головой, сказала она очень серьезно и немного печально:

— Тебя родила женщина измельчавшего рода. Отцом твоим был, якобы, великий Боза. Но ведь сам ты до конца не уверен в этом. И вот именно потому ты и заболеешь Жаждой Великих Деяний. Никому ты в этом не признаешься, но в самой тайной глубине своих мыслей все время будешь ты сомневаться, течет ли в тебе кровь великанов или всего лишь карликов. Вся твоя жизнь станет доказыванием себе и другим, что ты все-таки сын великана. А чтобы доказать это себе и другим, тебе придется совершать достойные такого имени подвиги, и это означает, что когда-нибудь ты станешь великим властелином. — И, помолчав какое-то время, добавила она: — Только это вовсе не значит, будто тебе надо будет уходить отсюда. Зачем совершать подвиги где-то вдалеке, когда это можно делать и близко?