Я - циник. Магия и банды Токио - [57]

За пару шагов я вдвое сократил расстояние между нами, навис над трясущейся тушкой, а потом рявкнул ему в спину:

— Шевели булками, мясо! Я все еще голодный!

— Не-е-ет, не ешьте меня! — Зарыдал ребенок, но скорости прибавил. Причем втопил даже быстрее своих товарищей до этого. Ждут его лавры профессионального спринтера. А все с моей скромной помощью. Хотя, он может выбрать карьеру хулигана, если догадается взять палку и укрепить дружбу в их тесной компании. Для профилактики, чтобы не кидали его в следующий раз.

Наконец, даже пухлый Сота благополучно пробежал пятьдесят метров и нырнул в кусты, а я перевел взгляд на связанную птицу. Та лежала совершенно неподвижно. Лишь белая грудь вздымалась и опускалась в такт учащенному дыханию. Слишком лихорадочно, как будто бедный журавль только что пробежал стометровку вместе со своими мучителями.

Я подошел ближе, сел на корточки и склонился над спасенной жертвой. Выглядела она… обычно. Как водоплавающая птица. Я не силен в орнитологии. Чего только привязались? Не вижу в этом журавле ничего такого: длинные ноги-ходули, вытянутый клюв, белоснежное оперение. Ну птица. Ну красивая, да. Особенно учитывая тот факт, что в японии водятся совсем другие виды: с черной шеей и хвостом. Этот поприятнее выглядит, согласен. Хоть и непонятно, откуда он такой пафосный тут взялся. Специально вывели, что ли? Да пофиг, на самом деле. Те же утки-мандаринки покрасивее будут. Впрочем, дело вкуса.

А вот странная, больше похожая на канат веревка поперек всего его тела — уже результат вмешательства стада малолетних баранов, а не тысячелетий эволюции. Причем перевязали птицу максимально гадостно: с кучей узлов и повторяющейся обмоткой. Как бы у спасенного мной журавля не пошло отмирание тканей или заражение крови от кровавых мозолей.

Я вздохнул и принялся распутывать узлы. Сначала осторожничал, боялся удара когтистой лапой или клювом, но птица лежала неподвижно. Будто знала, что я ее спасаю. М-да. Видимо, за сто пятьдесят лет существования парка здешние обитатели совсем одомашнились. Ну, или здесь какая-то чертовщина. Не то чтобы мне сильно интересно: не мешает — и ладно.

Я тяжело перевалился на затекших ногах, раздраженно дернул на себя веревку, но клятый узел и не думал развязываться. Нет, здесь только резать. Я встал, размялся, подергал ногами, похлопал себя по карманам в поисках чего-то острого, но нашел только ключи. Негусто.

— Дежавю, однако, — Хмыкнул я вполголоса, вспомнив аналогичные метания своры детей несколькими минутами ранее, — И я, как назло, свой канцелярский ножик не взял. Вот хотел же! Да что уж теперь, задним умом все мы крепки.

Придется пойти на поиски ножа или чего-то подобного, благо вовремя вспомнил про мелкий канцелярский магазинчик у входа. Я уже отвернулся, чтобы сбегать за ножом, но журавль рядом со мной тихо, но очень жалобно курлыкнул. Словно просил остаться. Я проигнорировал, однако птица снова подала голос. Да еще так отчаянно, как будто я тоже решил оттяпать от него пару сувениров.

«Правильно говорила та полоумная бабка с четвертого этажа: кто везет, на том и едут. Щас пойду у птицы на поводу, а через час эта наглая скотина пропишется у меня на хате. Ну нахрен!» — Я твердо решил не поддаваться на стоны пернатого манипулятора, но в итоге лишь начал бессмысленно топтаться на месте. Ни Богу свечка, ни черту кочерга. Дерьмо! Быть слишком добрым всегда накладно.

В итоге, уйти от него я не смог. Все же дети могли вернуться или другой, более бессовестный посетитель. И нет, это совсем не значит, что я сдался под напором жалостливых звуков из-под клюва бесстыдной птицы.

— Эх, когда я успел стать таким сентиментальным? Или, скорее, порывистым. Нет, тогда уже туповатым, если вспомнить сегодняшний день. Щас развяжу эту птицу, потом пойду спасать котят с деревьев, от высоких чуйств сменю пол, подамся в пионерки, затем стану всем ребятам примеркой, — Подобными разговорами я развлекал себя, пока медленно распутывал понаверченные проклятыми спиногрызами силки.

Вот ведь сволочи! Накрутили своими корявками, взрослый (почти взрослый) человек распутать не может. Могли ведь просто связать птицу своими шнурками! Или кабелем от телефона, или просто сломать ей ноги. Но нет, обязательно надо красть откуда-то храмовую веревку, а затем пеленать ей несчастное животное как мумию. Где только достали такой реквизит? Похожая вервь, только чуть толще, попалась мне в Канъэйдзи Киёмидзу, когда я бил в колокольчик.

Долго ли, коротко ли, но я сумел распутать пернатого пленника. Убрал, на всякий случай, руки с перьев, сделал шаг назад, однако журавль нападать не стал. Лишь тоненько стонал, да пытался подняться на лапы. Еще одна странность в копилку.

Я вздохнул, с раздражением глядя на мучения птицы. Нет, все же ему крепко досталось: веревка пережала сосуды на ногах, повредила крыло, стерла кое-где кожу с боков. Причем так сильно, что то тут, то там под взъерошенными перьями сочилась кровь.

Пришлось вмешаться еще раз. Я осторожно взял птицу на руки, осмотрел ее везде. Выводы оказались неутешительными: ей досталось, и досталось крепко. Если отпустить пернатого в свободное плаванье, то его могут сожрать собаки или отгонять от еды другие утки или гуси. Вот засада!