Я – человек-выстрел - [11]

Также мы прошли ускоренный учебный курс по финансовому делу, чем отличается чистая зарплата от зарплаты до налогового вычета. Когда я подписал контракт с «Гронингеном», я подумал, что раз я выбрался из Уругвая в Европу, то мои проблемы с деньгами решены раз и навсегда. Но, конечно, это было не так. Мне было 19, и я не представлял себе, что происходит.

Были вещи, о которых мне не говорили люди, которые вели переговоры по контракту. Никто не говорил мне, что вот эта сумма – чистая зарплата, а вот эта – до налогового вычета. Я думал, что зарплата до вычета – это то, что пойдет мне в карман, и они позволяли мне так думать. Как же я ошибался. Меня обвели вокруг пальца. Казалось, меня просто обобрали.

И конечно, родственники тоже думают, что раз ты перебрался в Европу, то ты уже почти миллионер. Когда я переехал в Гронинген, они думали, что я буду богатейшим человеком в Уругвае. Я никогда не рассказывал им, сколько зарабатываю, и они всегда уважали мое решение, но люди, которые окружают семьи футболистов, гораздо хуже. Ваши родные знают, откуда вы и через что вам пришлось пройти, знают о том, чем вам пришлось пожертвовать, но людям, которые пытаются извлечь из тебя какую-то выгоду, все равно.

Человеком, который объяснил мне разницу между доходами и прибылью и рассказал мне о многом другом, был Бруно Сильва. Бруно был нашим спасением в те первые месяцы в Гронингене. Я помнил его как игрока сборной Уругвая и в клубе «Данубио» – одним из тех, которые были третьими в Уругвае, сразу после «Насьоналя» и «Пеньяроля». Мы встречались, чтобы вместе посмотреть матчи чемпионата Уругвая, или собирались семьями на барбекю. Нам не удалось найти уругвайский стейк, поэтому мы брали бразильское мясо у бразильца, который долгие годы играл в «Гронингене», – Уго Альвес Веламе. Тогда он работал тренером в академии клуба и был одним из тех, кто поддерживал нас с Софи. Он стал нашим переводчиком во всех наших делах с клубом.

Бруно рассказал мне все, что знал о «Гронингене». Это был средний клуб, пытающийся закрепиться в еврокубках, пробившись в них впервые за последние 14 лет. У них был впечатляющий новый стадион на 22 000 мест, а стабильная финансовая состоятельность позволяла им всегда вовремя выплачивать мне зарплату. К счастью для нас, Уго и Бруно были рядом; они существенно упростили нам жизнь. Мы втроем дружили семьями и часто проводили время вместе. Они помогали мне на поле, а их семьи помогали и мне, и Софи в бытовых делах. Они просто замечательно к нам относились, особенно учитывая то, что мы были еще совсем детьми, понятия не имевшими, как жить. Они, конечно, не могли знать, чего я в итоге добьюсь, – их поддержка была совершенно бескорыстной.

Когда мы приехали, Бруно не играл, поскольку был травмирован. Софи спросила его, играет ли он за первую команду, и когда он ответил, что да, мы были поражены – игрок основной команды «Гронингена»? Вау. Приключение начиналось.

Как и любой уважающий себя уругваец, Бруно любил матэ. Я тоже изредка пил его, когда мне было 18 или 19, с моим папой или партнерами по команде. Но когда я уехал из Уругвая, я только стал еще большим уругвайцем, чем был до этого. Трудно объяснить, что такое, по сути, матэ. Я всегда говорил «ливерпульцам», что это что-то вроде горького зеленого чая, который мы заливаем кипятком и пьем через металлическую соломинку. Где бы вы ни увидели компанию уругвайцев, среди них наверняка найдется один, у которого будет с собой фляга, из которой он нальет кипяток в небольшую кружку, а выпив, передаст товарищу. Мы с Бруно пили очень много матэ. Тогда я не знал, как правильно заполнить листями калебас, я даже не знал, как вскипятить воду. Бруно многому меня научил.

На тот момент ему было 27, и я помню, как он, вздыхая, говорил мне: «Играть мне осталось недолго». Я думал – как долго мне еще расти до его лет, и сейчас, когда мне 27, я рассказываю вам эту историю.

Став еще большим уругвайцем, чем когда я жил в Уругвае, я еще более восторженно смотрел матчи моего любимого «Насьоналя» в уругвайской лиге. Сперва я просто говорил: «Так, в восемь часов я буду смотреть матч, поэтому просьба меня не беспокоить». Со временем, однако, я привык не смотреть матчи целиком, довольствуясь лишь их результатами. Мало-помалу ты отвыкаешь. В каком-то смысле это печально – часть тебя исчезает, но это неизбежно.

Когда уругвайский футболист Себастьян Коатес перебрался в Ливерпуль, он говорил: «Нет, в восемь никаких планов, я собираюсь смотреть игру», а я говорил ему: «Это ненадолго». Я знал это, ведь я сам прошел через то же самое.

Я до сих пор поддерживаю связь с Бруно. Для меня это очень важный человек. Он вернулся в свой родной город в Серро-Ларго и до сих пор играет, но до этого он был вместе со мной в «Аяксе». Я перешел туда в августе 2007-го, а он присоединился ко мне в следующем январе. В клубе спрашивали мое мнение о нем, и, конечно же, я тепло о нем отзывался, рассказав, как сильно он помог мне в Гронингене. Не только он один, но и его семья.

Также мы вместе играли за сборную Уругвая. Я не стану заявлять, что Бруно играл в сборной благодаря моей рекомендации, но когда меня спросили, я сказал, что Сильва – это очень хороший футболист, и тренер, Оскар Табарес, посмотрел его и принял в команду. Бруно ценил мою поддержку, но это ничто по сравнению с тем, что он сделал для меня в Голландии. Я и представить не мог, что кто-то, кто знает меня так недолго, станет мне так помогать.