Я была рядом - [6]

Так вот, я приезжаю в Романце совершенно разбитый, однако смена культурного контекста — всегда благо. Понимаешь, я очень чуток к разного рода деталям, они кажутся не важными, но, вообще-то, в них все дело. Когда я кому-нибудь рассказываю о стране, в которой побывал, меня не понимают — всегда принимают или за чересчур наивного парня, или за сноба. И вот я в очередной раз извиняюсь за свое наивное восприятие, но Италия — это полный улет! Поверь, я не преувеличиваю. И вообще, если у тебя есть глаза, то далеко ходить не надо, чтобы со мной согласиться. Часто говорят, что Франция и Италия — близняшки. Чушь! Это дети разных родителей! Не хочу показаться провокатором, но дело не в музеях и памятниках. Достопримечательности меня не колышут даже в Италии. Да, даже в Италии, говорю тебе это без всякого снобизма и апломба, клянусь. Я не отношусь плохо к музеям, напротив, я все это бесконечно уважаю и умом понимаю, что это потрясающе. Я даже не совсем дубинноголовый по части архитектуры, живописи и всякого такого. Я имею кое-какое представление об истории искусств, знаю основные периоды, могу приблизительно сказать, что к какому периоду относится, могу назвать стиль, знаю термины. Но когда я прихожу в музей, где надо со священным чувством рассматривать все эти экспонаты (не дай бог дунуть — растают) и бесшумно семенить по залам, чтобы не помешать другим посетителям, останавливаясь перед каждой картиной не меньше чем на три минуты, чтобы разглядеть микроскопическую муху, иначе прослывешь невеждой, — такие церемонии меня просто в ступор вгоняют. Идиотский регламент, чертова обязаловка. Меня от этого наизнанку выворачивает. Вообще, все эти Джотто, Фрамашины, базилики, палаццо делла Регина, Альто, Ла Белла Кроче, Голиаф, барельефы не знаю чьей работы, плафоны кисти Рафаэля и компании — красиво, конечно, но мне быстро осточертевает. Я люблю Италию не за это. Когда я первый раз приехал в Италию десять лет назад, то сразу же в иллюминатор увидел то, что потом полюбил. Я увидел итальянские деревья, итальянские поля, итальянские дороги, итальянские заводы — там, далеко внизу, и подумал тогда: «Я скоро приземлюсь в Италии и проведу там два с половиной дня. Я развеюсь, переключусь, внесу беспорядок в свой обыденный распорядок. В моем списке путешествий появится еще одно — какая удача! У меня есть целых два дня, в течение которых я буду ловить кайф от бесчисленного множества деталей; они, эти детали, не интересуют никого, кроме меня, а мне только они и нужны, чтобы обрести твердую почву под ногами». Что бы там ни говорили, я чувствовал, что Италия коренным образом отличается от Франции, и уже одно это сулило мне приключение. Знаешь, мне ведь много не надо, чтобы возбудить любопытство и оживить воображение. Я прост — и это здорово. Может, я чересчур наивен и легко прихожу в восторг, может, я слишком впечатлителен, но я такой, какой есть.

В общем, ты понял, что значили для меня слова «Я приезжаю в Италию» и все ощущения, с ними связанные, потому что Италия — это тебе не баран чихнул, так ведь? Да и вообще, чего стоит один только факт путешествия в другие края! Когда ты путешествуешь, то на каждом шагу удивляешься совершенно незначительным вещам, и так называемые обыденности, так называемые безликости оживают в твоих глазах, превращаются в непрерывное кино. Цвет взлетной полосы в аэропорту, солнце, вкус воздуха, первые встречные итальянцы, итальянцы в Италии, названия итальянских предприятий на уличных вывесках, итальянские национальные марки, машины, автоматы, всякие штуки, свидетельствующие об экономической и творческой самостоятельности страны, электрички, курсирующие из аэропорта в аэропорт, аэродинамические очки водителя, преспокойно болтающего с коллегой. То, как шофер держит руль, как поглядывает в смотровое зеркало, как нажимает на кнопки приборной панели, как вальяжно и расслабленно устраивается на своем месте — все отличает его от французского аналога. И в неспешных, но точных движениях шофера, в его идеальных очках, в его ритмичной спокойной работе — словом, именно в банальном облике обычного итальянского шофера ты улавливаешь те самые культурные особенности, в поисках которых туристы обшаривают музеи и прутся черт знает куда, в какую-нибудь сицилийскую деревеньку. Тут-то и начинаешь понимать: итальянцы не такие зажатые, как мы, они более непосредственные, более здравомыслящие, более основательные, они в большей степени осознают свою принадлежность к римской культуре. Их называют выпендрежниками, но на самом деле они просто получают от жизни удовольствие, не заботясь, как мы, о том, что подумают окружающие, какое поведение назовут «чересчур», «через край», — короче, они не притворяются, не сидят на двух стульях одновременно. И вот ты начинаешь думать — я, по крайней мере, начал думать, — что, несмотря на наше желание выставить итальянцев в карикатурном виде: выпендреж, чача, мафия, Берлускони, отвратительная инфраструктура, дебильное телевидение, Эрос Рамазотти, расистские выпады на футбольном поле, — так вот, несмотря на все это, я утверждаю, что у них более сильный характер, чем у нас, они обладают более яркой индивидуальностью, в них больше шарма и они комфортнее чувствуют себя в своей шкуре, чем мы в своей. Ты только представь, какое влияние оказала итальянская культура на мировую и какое французская. Я даже не имею в виду Кватроченто, или Данте, или оперу. Тут они, конечно, обогнали нас лет этак на сто пятьдесят по всем параметрам. Ведь если честно, за исключением импрессионистов и наших философов, мы всегда были надутыми мегаломанами, тщательно копирующими итальянское искусство, правда? Опять же я не имею в виду римлян. Римляне оказали влияние на культуру всего мира — эта римская наследственность всегда и везде будет чувствоваться, согласен? Я говорю о повседневной бытовой культуре народа: паста, «Веспа»