Я был в Ку-клукс-клане - [100]

— Я присуждаю вас к смертной казни на электрическом стуле! — сказал судья Шеперду и Ирвину, а обратившись к Гринли, он произнес: — Пожизненное заключение!

Маккол сдержал свое обещание, и его избиратели были удовлетворены. С торжествующим видом он передал заключенных в государственную каторжную тюрьму в Рейфорде. Шеперд и Ирвин в ожидании казни были помещены в отделение смертников.

Припомнив все это, я вернулся к сообщению в газете. Там было написано:

«После осуждения Национальная ассоциация содействия прогрессу цветного населения подала от имени Шеперда и Ирвина апелляционную жалобу. Верховный суд штата Флорида оставил приговор в силе, но Верховный суд США в начале текущего месяца постановил пересмотреть дело на том основании, что первый процесс происходил в обстановке всеобщего возбуждения, а из числа присяжных заседателей систематически исключались негры. И вот, когда узников везли на этот новый процесс, совершилось убийство».

В газетном сообщении не упоминалось, что, кроме апелляционной жалобы, поданной Национальной ассоциацией содействия прогрессу цветного населения, Конгрессу в защиту гражданских свобод удалось посредством массовых митингов привлечь к делу «гровлендской четверки» внимание общественности в стране и за рубежом. Не упоминалось в газете и о влиянии решения Верховного суда на политическую карьеру Маккола. Жертвы были спасены, по крайней мере временно, от смерти на электрическом стуле или от рук толпы убийц. В графстве Лейк открыто говорили: «Эти негры зажились на свете».

Как только я сошел в Юстисе с автобуса, мне стало ясно, что я нахожусь в городе линчевателей. Здесь чувствовалось то же самое напряжение, какое я наблюдал и в Монро, штат Джорджия, после того как Ку-клукс-клан устроил там линчевание четырех негров.

На улицах было мало негров и казалось, что все белые ходили как-то особенно напряженно, как готовящиеся к прыжку собаки. Я остановился в гостинице «Фаунтин инн», где, как мне сообщили, уже было много постояльцев, начиная с агента ФБР и кончая газетными репортерами.

— Боюсь, что вам придется самому отнести наверх свои чемоданы, — сказала извиняющимся тоном раскормленная молодая девица, сидевшая за конторкой. — Наши цветные носильщики и лифтеры решили сегодня не выходить на работу.

— Не беспокойтесь, — ответил я. — У меня всего только один чемодан и пишущая машинка.

— Разве вы тоже корреспондент? — спросила она. — Это, может быть, ужасно, но мне почти хочется, чтобы убийства негров случались у нас гораздо чаще: к нам в город никогда не приезжало так много симпатичных молодых людей…

Разместив в номере свой багаж, я связался с Таргудом Маршаллом, главным юрисконсультом Национальной ассоциации содействия прогрессу цветного населения, который быстро ввел меня в курс последних событий. Ирвин после нескольких переливаний крови был уже вне опасности и опять мог говорить. В тот вечер находившиеся при Ирвине доктора впервые разрешили задавать ему вопросы. Маршаллу, как адвокату Ирвина, первому позволили повидаться с ним, но Маршалла должен был сопровождать судебный корреспондент, не кто иной, как следователь губернатора по особым делам Джефферсон Эллиот.

Сообщение, сделанное Ирвином в тот вечер, потрясло весь мир. Ирвин рассказал, что еще до их отъезда из государственной каторжной тюрьмы (их везли в автомобиле шерифа Маккола) по адресу Ирвина и Шеперда раздавались провокационные угрозы: вам, мол, жить осталось не так уж долго, так что вы не дождетесь пересмотра дела. Вместо того чтобы направиться по шоссе К Таваресу, Маккол свернул на безлюдную боковую дорогу. За ним на некотором расстоянии в другом автомобиле следовал его помощник Джеймс Ятс. Проехав немного по этой дороге, рассказывал Ирвин, шериф радировал своему помощнику: «Нет ли кого-нибудь на дороге?»

Некоторое время спустя шериф Маккол сказал, что, по его мнению, у его машины лопнул баллон. Остановив машину, он вышел и осмотрел переднее колесо. Затем он снова сел за руль и повел машину. Вскоре баллон переднего колеса действительно лопнул. Шериф Маккол опять вылез из машины, обошел ее вокруг, открыл дверцу и приказал заключенным выйти. Вдруг, продолжал Ирвин, прежде чем заключенные успели встать на ноги, шериф стал разряжать в них свой карабин. Он продолжал стрелять и после того, как они упали, и даже тогда, когда они уже неподвижно лежали на земле.

Несмотря на то, что Ирвин находился в полубессознательном состоянии и испытывал нестерпимую боль, он услыхал, как шериф радировал своему помощнику: «Подъезжай, я прикончил их обоих».

Следующее, что Ирвин услышал, был голос склонившегося над ним помощника шерифа, который заметил: «А вот этот еще жив. Передай мне свой карабин!..»

Когда помощник шерифа нажал на спусковой крючок, произошла осечка. Оба они — шериф и его помощник — пошли вперед, чтобы зарядить карабин при свете автомобильных фар. Затем помощник шерифа возвратился и выстрелил в шею лежавшего на земле Ирвина.

— После этого, — добавил Ирвин, — я решил, что будет лучше, если притворюсь мертвым.

— Уверены ли вы в том, что ни вы лично, ни Шеперд не сделали никакой попытки напасть на шерифа или не пытались бежать? — спросил Ирвина адвокат Маршалл.