Я буду летать! - [17]

Но работа была серьезной и благодарной. Ребята хотели учиться. Очень хотели. Не было книг – они запоминали и повторяли сказанное учителем. Не было тетрадей – они сшивали их из старых газет, тщательно разыскиваемых и оберегаемых. Долгие часы варилась-выпаривалась красная свекла, становясь чернилами.

Почти в каждой школе не хватало учителей-предметников, особенно почему-то преподавателей иностранного языка. Помню, в нашей школе уговорили вести немецкий язык учителя физкультуры. Он тщательно готовился по школьным учебникам, а накануне урока прежде всего повторял материал, который был задан ученикам.

Я преподавала историю, дополнительно – русский язык и литературу. Работа отнимала много времени и сил, но приносила большое удовлетворение. Выбор профессии учителя оказался вполне оправданным. Общение с учениками несомненно взаимно обогащало нас. Иногда, очень редко, рассказывая ребятам о Гражданской войне и рождении Красной Армии, я говорила о Качинской летной школе «пользуясь служебным положением» и отсутствием учебников. Естественно, не о себе. Реакция ребят была очень живой и заинтересованной.

Средняя школа, п. Чолпон-Ата, Киргизия

Коллектив преподавателей школы п. Чолпон-Ата, 1947 г.

З. П. Кокорина с учащимися 7 класса школы п. Чолпон-Ата, 1947 г.

Многого требовало и поддержание необходимого минимума материального положения семьи. Помимо работы на огороде, директор школы «держала» коз, заготавливала летом необходимое сено и сушила для них ветви деревьев. Уходили вдаль, затягивались романтической дымкой незабываемые образы Качинской летной школы и предельно трудные, но полные работой творческой, созидательной в школе Хабаровской, воспитавшей предвоенное поколение советской авиации. О Зинаиде Кокориной летчице не знал никто. Я, естественно, не говорила. И только очень редко, на уроках истории, рассказывая о Первой мировой и Гражданской войне, о становлении Красной Армии я позволяла себе рассказывать ребятам о Первой летной школе – Качинской. Не о себе. Слушали они очень заинтересованно. И, не скрою, я получала от этого большое удовольствие.

Война кончилась. Жизнь постепенно входила в нормальное русло. Закончив институт, сын получил распределение в Читу. Потом переехал в Ленинград и до конца жизни работал заведующим музыкальным отделом Ленинградского радио. Он помогал мне материально и потому, когда дочь закончила Киргизский университет, я смогла выйти на пенсию досрочно, по болезни, и сразу переехала к ней.

Глава 7 И снова – письма однополчан…

Всё, что рассказано о возвращении имени З. Кокориной в историю российской авиации, случилось неожиданно и спонтанно: круг заинтересованных и деятельных участников расширялся в геометрической прогрессии. Итак, я почти сорок лет жила в Киргизии. Работала в сельских школах. Досрочно вышла на пенсию по болезни и жила с дочерью. Дочь выросла трудолюбивой и упорной. Закончила филологический факультет Киргизского университета и сразу же поступила на заочное отделение аспирантуры. Аспиранты-заочники имели право на дополнительный месяц отпуска для командировки в ведущие научные центры, точнее – в вузы и библиотеки. Жили мы очень трудно. Дочь работала в школе, затем – в университете. Я получала минимальную пенсию по инвалидности – 14 рублей. И весь бюджет семьи из четырех человек (два внука росли без отца) составлял 193 рубля: 125 – зарплата дочери, 44 – алименты и 14 – пенсия. Жили мы на съемной квартире, для ее оплаты дочь вынуждена была работать уборщицей в соседнем доме. Она очень любила свою профессию преподавателя и свой предмет – русскую литературу. Заочно закончила и аспирантуру и докторантуру, успешно защитив обе диссертации. Но своим правом на командировку в Москву в то время (аспирантское) она смогла воспользоваться только один раз: просто не было денег на билеты. Перед ее отъездом я попросила ее зайти в Центральный музей авиации и космонавтики и передать секретарю Музея Н. Н. Семенкевичу мой Военный билет.

З. П. Кокорина с внуками, 1965 г.

Николай Николаевич меня помнил. Он помнил и знал многих качинцев, и именно в Музее раз в месяц, иногда чаще, собирались бывшие авиаторы-качинцы, окончившие знаменитую Летную школу в разные годы. Он тут же позвонил одному из организаторов таких сборов о том, что «нашлась» Зина Кокорина – и тем же вечером раздалось несколько звонков в доме, где остановилась дочь, и «истребители-качинцы» спрашивали, нет – требовали, немедленно информировать их о том, где теперь Зина Кокорина? Здорова ли? Чем занимается?

Они встретились с дочерью. Качинцы внимательно осмотрели ее и пришли к выводу, насмешившему и, немного, огорчившему её: «Похожа, но мать была красивой».

Позже, когда они смогли встретиться со мною, сразу же определилась и форма личного обращения. Меня они называли Зиночкой, дочь – Зинаидой Сергеевной.

В те же дни полетели письма ко мне – в Киргизию.

Но они бы не были истребителями-качинцами, если бы не стали сразу активно действовать. Почему минимальная пенсия? Возможно ли, пройдя такой жизненный путь как Зинаида Кокорина, так и не заслужить государственной квартиры в 66 лет? Руководителем действующей группы стал мой однофамилец Александр Кокорин. Он завел знаменитую «голубую папку», сложил туда все нужные бумаги и, надев мундир и все свои ордена-регалии, стал появляться во всех необходимых инстанциях, привлекая по мере надобности других заинтересованных лиц. Речь шла уже не о квартире во Фрунзе, а о квартире в Москве, которую я могла получить как москвичка, незаконно репрессированная.