Я беду от тебя отведу - [142]

В душе я понимала, что он прав, но не могла смириться с мыслью о своём поражении в войне, развязанной против меня Лаурой.

— Ты такой спокойный, холодный и рассудительный… Я не такая… — сказала я ему, изо всех сил борясь с отчаянием и безуспешно пытаясь вырваться из плена его глаз. — Но неужели ты не видишь, что мне очень трудно? Я словно заложница своего проклятого дара. Этот мир чужд для меня, мне нельзя думать, нельзя чувствовать… Я… я не понимаю… отчего это всё? За что? Что я им сделала… Мне так обидно… Понимаешь? — я стала заикаться от переполнявшей меня боли и чуть не расплакалась.

— Я тебя прекрасно понимаю, как никто другой, — с грустью ответил он. — Ты не такая, как они, но тебе придётся смириться с этим и принять как данность раз и навсегда. Но и ты также пойми, что мы — никакие не проклятые, просто мы не такие беззащитные, как простые люди. У нас есть знания и способности, которых нет у них. Это единственная правда, которая существует на сегодняшний момент. И что бы ты ни вбила себе в голову, люди никогда не примут тебя настоящей, а тебе всё труднее и труднее сдерживать свою силу. Они не смогут выносить твоего присутствия, потому что не готовы к этому. Это равносильно тому, что пытаться подружить огонь и воду…

— …И нетрудно догадаться, что они не очень-то рады соседству с такой, как ты, — добавил он.

— Это мягко сказано… — с горечью согласилась я. Он наконец отвёл гипнотизирующий взгляд от моих глаз, и я тут же уставилась невидящим взором в зияющую черноту разбитого окна.

Бальдерик Рэй принёс табурет и сел напротив меня, взяв мои ледяные руки в свои. Его ладони были тёплыми, и взгляд такой же — тёплый и сочувствующий.

— Знаешь… — продолжил он. — Далеко не всем повезло, как тебе. Ты хотя бы встретила себе подобных, иные же — в разное время были забиты камнями и отвергнуты обществом, или поодиночке сгинули в тюрьмах и домах для умалишённых. Так происходило веками, и мало что изменилось с тех пор… Мы стараемся держаться все вместе, потому что так легче. Может быть, на самом деле не такие уж мы и плохие, как тебе кажется?

— Я считаю… Я считаю… Я не такая, как вы. Я… другая… — я выдернула свои руки из его рук. — Я не такая, как люди, и не такая, как вы.

В его лице ничего не изменилось, только в глазах появилось что-то пронзительное.

— Я честно не знаю, кто ты и откуда пришла, — признался он. — Но мы вместе с тобой это обязательно выясним. Это то, что я могу тебе обещать. Но сколько бы ты ни пыталась убежать, от себя всё равно не убежишь. Отвергая свою природу, ты отвергаешь себя. Подумай об этом, хорошо? Только думай побыстрее, потому что через час я уезжаю. С тобой или без… Но лучше бы с тобой.

— Я думаю, тебе лучше уехать… — не глядя на него, безжизненным голосом выдавила я из себя и, поднявшись со стула, отошла к печи, чтобы подбросить в неё дров.

Он молчал, но я чувствовала его взгляд на своей спине. Обернувшись, я посмотрела на него. В его глазах светились нежность и сострадание. Неожиданно я не выдержала и разревелась как ребёнок. Бальдерик Рэй как-то растерянно моргнул пару раз, а затем шагнул ко мне, осторожно убрал мои волосы назад и начал покрывать моё лицо поцелуями. У меня моментально ослабли ноги и вдоль позвоночника побежали мурашки.

— Перестань… Ты с ума сошёл? — возмущённо воскликнула я, испугавшись своей реакции, и высвободилась из его объятий.

— Ты что… Боишься своих чувств? — удивлённо спросил он.

— После всего, что со мной было? Да, боюсь! И теперь я больше не могу позволить себе быть размазнёй.

Больше ничего не говоря, Бальдерик Рэй сел за стол у окна, и подперев рукой щёку, снова в задумчивости уставился на улицу. Интересно, чего он ждёт? Что я передумаю?

Поскольку говорить мне стало больше не с кем, в моей голове начался напряжённый внутренний диалог.

Что и кому я хочу доказать? Мне ведь действительно здесь не жить — события сегодняшней ночи это наглядно показали. Да и зачем мне оставаться в холодном, населённом призраками прошлого доме, где всё: каждый уголок, каждая вещица, книга, фотография — всё-всё, на что только может упасть взгляд, — будет служить постоянным напоминанием о давно минувших днях, которых никогда не вернуть, отзываясь в сердце колкой, разрушающей болью. Что я буду делать одна в этом, хоть и родном, но забытом богом городке, где я абсолютно никому не нужна и где все меня ненавидят? У меня здесь нет ни одного друга, даже близкого человека, не говоря уже о возможности как-то заработать себе на жизнь. И если до конца быть честной, то моё желание уехать домой по большому счёту было продиктовано обидой на Б. Р. То, что произошло между нами накануне моего отъезда, — всего лишь простое недоразумение, глупость; причём я сама же и создала эту нелепую ситуацию, — мне некого винить в её последствиях, кроме себя. Конечно, моё самолюбие было сильно задето, но в любом случае это не стоит того, чтобы совершать новые ошибки и тем самым создавать себе и окружающим ещё более чудовищные проблемы…

В итоге чаша благоразумия перевесила чашу гордости, и, хоть это далось мне нелегко, я приняла окончательное решение.