WikiLeaks изнутри - [5]
Нам столько всего надо было обсудить и спланировать. Мне не приходило в голову оценивать поведение Джулиана или сомневаться, можно ли ему доверять. Вопрос, не наживу ли я с этим парнем крупных неприятностей, не вставал вовсе. Наоборот. Мне льстило, что он хочет со мной работать. Джулиан Ассанж – не только основатель WikiLeaks, он был известен под ником Mendax, был членом группы «Международные подрывники» (International Subversives), отличным хакером, одним из авторов книги «Андеграунд», которую знатоки очень ценили. И мы понимали друг друга с полуслова.
Моя личная жизнь его не интересовала. Думаю, он уважал меня как нового соратника, который с первого же дня предложил помощь и от своих слов не отказывался. Вроде бы ничего особенного, но на деле даже такое от людей не часто получаешь. Я и сам в этом быстро убедился. После каждой публикации появлялись добровольцы со словами: «Мы хотим помогать WL». Но когда я давал им конкретные поручения, откликался один из сотни, и это в лучшем случае. Я по сто раз объяснял людям одни и те же задачи. И все без толку.
Думаю, Джулиан часто наступал на эти грабли и был рад найти во мне союзника. Поскольку идеалы наши совпадали, WikiLeaks вскоре тесно связал нас. Мы тогда общались на равных – по крайней мере, мне так казалось. Хотя он основал WL и обладал большим опытом.Борьба с медведем
Едва включившись в работу WikiLeaks, я сразу же, в январе 2008 года, принял участие в крупной публикации. Кто-то загрузил в наш виртуальный почтовый ящик груду цифр и подсчетов, органиграмм, схем рабочих процессов и договоров. Что все это могло значить? Нам с Джулианом потребовалось несколько дней, чтобы составить хоть общее впечатление. Оказалось, это сотни страниц с внутренней перепиской, памятками и калькуляциями банкирского дома «Юлиус Бэр», одного из крупнейших частных банков Швейцарии.
Все знают, что люди, которые кладут деньги в швейцарские банки, необязательно руководствуются любовью к альпийскому воздуху. Документы, полученные нами, показывали, как миллионные состояния укрываются от налогового законодательства. Это разъяснялось на конкретных примерах. Речь шла о состояниях от пяти до сотни миллионов долларов – с клиента. На их невыплаченные налоги можно было бы профинансировать бесчисленное множество социальных проектов.
Банк действовал с умопомрачительной изощренностью. Сложнейшая система дочерних обществ и финансовых трансакций надежно прятала деньги клиентов на Каймановых островах – и не только. Банк вуалировал денежные потоки не только в интересах клиентов, но и сам весьма серьезно на этом обогащался. Я был впечатлен хитроумием людей, придумавших такую систему.
Мы собрали дополнительную информацию, написали краткое резюме и выложили все в интернете, безо всякой редактуры присланных документов. Наши пресс-релизы были разосланы во все СМИ. Мы с Джулианом стали напряженно ждать реакции. Это был понедельник, 14 января 2008 года.
По вторникам в нашей компании проходили заседания. Производственные совещания. Это значит, что человек пятнадцать – двадцать сидят в душном и тесном помещении, уставившись на таблицы Excel. Мне казалось, что стрелки часов приклеились к циферблату. Каждые пять минут я тайком проверял Google News на своем телефоне – не появились ли мы в новостях. Я точно знал – что-то должно произойти. Вопрос только – когда.
Администратору веб-сайта обычно хочется знать, кто заходит на сайт и на какие кнопки посетитель нажимает, но у нас это не было предусмотрено, потому что противоречило анонимности WikiLeaks. Так что мы не знали, смотрел ли уже кто-нибудь наши материалы.
Когда начальник наконец отпустил нас, я схватил вещи и пулей вылетел из здания. По пути купил в соседнем магазине биопродуктов мясо, картошку и цветную капусту. Я жил тогда в пригороде Висбадена, в двухкомнатной полуподвальной квартире с большой кухней и ванной. Все двери выходили в темную прихожую. Войдя, я бросил покупки на кухонный стол и кинулся к моим двум ноутбукам. Вот наконец – первая реакция на дело «Юлиуса Бэра». Первичный всполох в нашей борьбе против сильных мира сего. Боевое крещение! Имейл пришел 15 января 2008 года, в полдевятого вечера.
Его отправил адвокат калифорнийской конторы, которая обычно представляет интересы голливудских звезд. В снисходительном тоне он требовал назвать источник информации и удалить материал с сайта.
«Твою мать, – написал Джулиан. – Только посмотри на это».
«Уделаем!» – напечатал я в ответ.
Мы с Джулианом всегда переписывались через чат, но не перезванивались. Фразы, которые в ближайшие часы летали между Висбаденом и некоей точкой в мире, между мной и Джулианом, были полны восклицательных знаков и крепких выражений.
Пока я чистил картошку, варил цветную капусту и жарил шницель, мы обдумывали дальнейшие действия. Я совершенно не боялся каких-то опасных последствий, например, что нас арестуют или конфискуют материалы. Мы напрашивались на неприятности.
Официальные письма из судов и прочих инстанций всегда выглядят так, словно их единственная цель – вызвать у адресата ощущение полного бессилия или слепую ярость. Теперь нам оставалось ждать, чья возьмет. Это было не только состязание между нами и адвокатами, но и первая проверка системы, которая в теории казалась столь продуманной и неприступной.
Сборник эссе, интервью, выступлений, писем и бесед с литераторами одного из самых читаемых современных американских писателей. Каждая книга Филипа Рота (1933-2018) в его долгой – с 1959 по 2010 год – писательской карьере не оставляла равнодушными ни читателей, ни критиков и почти неизменно отмечалась литературными наградами. В 2012 году Филип Рот отошел от сочинительства. В 2017 году он выпустил собственноручно составленный сборник публицистики, написанной за полвека с лишним – с I960 по 2014 год. Книга стала последним прижизненным изданием автора, его творческим завещанием и итогом размышлений о литературе и литературном труде.
Проблемой номер один для всех без исключения бывших республик СССР было преодоление последствий тоталитарного режима. И выбор формы правления, сделанный новыми независимыми государствами, в известной степени можно рассматривать как показатель готовности страны к расставанию с тоталитаризмом. Книга представляет собой совокупность «картинок некоторых реформ» в ряде республик бывшего СССР, где дается, в первую очередь, описание институциональных реформ судебной системы в переходный период. Выбор стран был обусловлен в том числе и наличием в высшей степени интересных материалов в виде страновых докладов и ответов респондентов на вопросы о судебных системах соответствующих государств, полученных от экспертов из Украины, Латвии, Болгарии и Польши в рамках реализации одного из проектов фонда ИНДЕМ.
Вопреки сложившимся представлениям, гласность и свободная полемика в отечественной истории последних двух столетий встречаются чаще, чем публичная немота, репрессии или пропаганда. Более того, гласность и публичность не раз становились триггерами серьезных реформ сверху. В то же время оптимистические ожидания от расширения сферы открытой общественной дискуссии чаще всего не оправдывались. Справедлив ли в таком случае вывод, что ставка на гласность в России обречена на поражение? Задача авторов книги – с опорой на теорию публичной сферы и публичности (Хабермас, Арендт, Фрейзер, Хархордин, Юрчак и др.) показать, как часто и по-разному в течение 200 лет в России сочетались гласность, глухота к политической речи и репрессии.
В рамках журналистского расследования разбираемся, что произошло с Алексеем Навальным в Сибири 20–22 августа 2020 года. Потому что там началась его 18-дневная кома, там ответы на все вопросы. В книге по часам расписана хроника спасения пациента А. А. Навального в омской больнице. Назван настоящий диагноз. Приведена формула вещества, найденного на теле пациента. Проанализирован политический диагноз отравления. Представлены свидетельства лечащих врачей о том, что к концу вторых суток лечения Навальный подавал признаки выхода из комы, но ему не дали прийти в сознание в России, вывезли в Германию, где его продержали еще больше двух недель в состоянии искусственной комы.
К сожалению не всем членам декабристоведческого сообщества удается достойно переходить из административного рабства в царство научной свободы. Вступая в полемику, люди подобные О.В. Эдельман ведут себя, как римские рабы в дни сатурналий (праздник, во время которого рабам было «все дозволено»). Подменяя критику идей площадной бранью, научные холопы отождествляют борьбу «по гамбургскому счету» с боями без правил.