WikiLeaks изнутри - [24]

Рассмотрение заявок растянулось на несколько недель. Фонд затребовал новые документы, а затем хотел пригласить нас в Массачусетский технологический институт для финального этапа. Им надо было познакомиться с нами и с людьми из нашего консультативного совета.

Наш консультативный совет – это фантастическая конструкция, появившаяся на свет еще до моего прихода в WL. Из восьми перечисленных там людей лишь один человек открыто подтвердил, что он нас поддерживает, – Си-Джей Хинке, сетевой активист из Таиланда. С течением времени журналисты опросили каждого из указанных членов совета. Китайцы сразу опровергли свою причастность к проекту, на что Джулиан отреагировал: «Разумеется, им нельзя это публично признавать».

Бен Лори из фонда APS (Apache Software Foundation) многократно отрицал, что когда-либо нас консультировал. Австралийский журналист и режиссер Филип Адамс признал, что однажды согласился, но по состоянию здоровья ничего не мог делать.

Вполне понятно, что сотрудники Фонда братьев Найт хотели хоть раз поговорить с ядром нашей команды. Но было совершенно невозможно назначить время для общей телефонной конференции. Имейлы безостановочно летали туда и обратно, и в фонде, должно быть, решили, что мы ужасно высокомерные или крайне неорганизованные, – в принципе, и то и то было правдой. Я заверял фонд, что лично я соглашусь на любое время, которое они назначат. Мне хотелось показать, что нас в WikiLeaks заботит судьба нашей заявки. По этому поводу Джулиан написал мне злобный имейл, что вовсе не я – главный заявитель.

Потом он рассказывал другим, будто посредством этой заявки я сам стараюсь протолкнуться вперед. Боже мой! Лучше бы мы эту энергию потратили на то, чтобы вместе сделать убедительную презентацию. Нам отказали в гранте на самом последнем этапе.

Я искренне рассчитывал, что когда-нибудь мы будем получать от WikiLeaks зарплату. Цель заключалась в том, чтобы никому не приходилось зарабатывать на стороне. Это была серьезная проблема: нам требовалось гораздо больше людей. И гораздо больше времени. Но ничего не получалось, потому что параллельно с работой для WL почти все мы должны были еще зарабатывать себе на жизнь.

Я считал, что это проституция, когда не можешь заниматься той работой, которую считаешь по-настоящему нужной и осмысленной. Конечно, я понимал, что я не единственный, кто желает работать не там, где ему приходится.

В то время только один человек получал деньги в WikiLeaks – техник, который до сих пор там работает. Может, он потому и остался в проекте, что чувствует себя обязанным. Еще как-то мы заплатили одной журналистке около 600 евро за то, что она написала нам подробный анализ про банковские утечки. Решили, что кто-то должен провести серьезное исследование. В 2009 году 600 евро были для нас крупной суммой.

Так или иначе, моя собственная работа все сильнее действовала мне на нервы. Зачем я тратил свои силы на клиентов – какой смысл в том, что с конвейеров «Опеля» будет сходить еще больше машин или что стремительно возрастет сбыт какой-то компании? Мир от этого лучше не станет. Я всегда считал, что человек, владеющий определенным багажом знаний, должен применять их на благо общества. Поэтому каждая минута на работе казалась мне бесполезной тратой времени. Я старался выполнять свои обязанности с максимальной эффективностью. Это было нетрудно в большой компании, где сроки проектных фаз планировались с щедрым запасом. К тому же я справлялся с работой быстрее, чем многие другие.

По ночам я работал для WL, а днем занимался делами клиентов, и все чаще – из дома. Случалось, меня будил телефон в 11 утра, на проводе был какой-то важный клиент, о переговорах с которым я совсем забыл. Едва очнувшись от глубокого сна, я ковылял, чуть не поскальзываясь на разбросанных по полу секретных военных документах, и падал на кресло-мешок. А потом, разглядывая дыру на правом носке, рассказывал ведущему менеджеру мирового концерна, как чудесно мы оптимизируем работу их вычислительного центра. Затем опять переключался на разведсводки и документы о коррупции, которые должны были следующими появиться на нашем сайте. Качество моей работы от этого не страдало. Родители воспитывали меня ответственным человеком, а это так быстро не забывается.

В середине 2008 года меня направили на четыре недели в Москву. Я должен был организовать там вычислительный центр в офисном здании. На месте оказалось, что дело совсем вышло из-под контроля.

Я жил на северо-востоке около парка «Сокольники» в гостинице «Холидэй-Инн» и ежедневно добирался на метро до работы около 45 минут. Я был там единственным нерусским и потому вскоре стал для заказчика мальчиком на побегушках. Мне звонили с утра до ночи по любым вопросам, и я вкалывал целыми сутками. Вдобавок я должен был защищать от грязи и пыли оборудование стоимостью в миллион долларов. То рабочий вдруг шлифовал стены перед серверной комнатой, то протекал кондиционер с потолка.

Стройка имела кошмарный вид: рабочие, которые получали мизерную оплату, прятали строительный мусор и отходы в перекрытиях и в фальшполу. Они еще не успели закончить, а уже начались первые протечки в трубах отопления, потому что прямо по ним все бегали. Я был на ногах с утра до позднего вечера, у меня даже появились кровавые мозоли. После Москвы мои «Мартенсы» были полностью стоптаны. Город действовал мне на нервы.