Взыскующие града - [50]

, что я и сделал (только это между нами). К письму приложил и Вашу памятную записку. Будем ждать результатов, но это, по уверению Львова, есть самое действительное здесь. Ваши чувства при получении письма М<ережков>ского я понимаю и разделяю. Стараюсь настраивать себя на любовь и прощение, но постоянно срываешься с этого. О В<алентине> П<авлови>че ничего нового, а следовательно, и ничего внутренно утешительного сообщить не могу. Доклад его прошел внешне прилично и бесцветно[486]. После он выглядел сначала смущенно (но и только), а затем и это прошло, по внешности, по крайней мере. Теперь уехал, но будет, как я и предполагал, готовить "лекции". Я чувствую к нему преступную холодность неверия и не в силах растопить этого льда. (не "испуг", а бессилие любви, смерть души).

Эрн делает, по-моему, героические усилия, чтобы не чувствовать того же, и прекрасен в этих усилиях. Если Вы читали письмо М<ережковско>го к Валентину Павловичу, то поймете, как должен был быть ошарашен "Антихристом" М<ережковск>ий, стоящий притом вне нашей психологии и дрязг.

Председателем Религиозно-философского общества согласился быть Рачинский, пока это служит к общему удовольствию и всех устраивает, но может быть, это спокойствие кратковременно и объясняется отсутствием нервус рерум[487]. Как жаль, что Вы разболелись. Поправились ли? Неужели Вам не удается приехать полечиться? если нужны какие-либо справки у Мамонова, то пишите. Я живу по-прежнему. Может быть, будет возможность мне занять у нас в коммерческом институте, не оставляя политической экономии, кафедру "богословия" (точнее — философии религии, два часа в неделю). Поручить некому, кого бы стали слушать студенты, а мне и хочется и колется, и боязно превысить свою компетенцию (не в книжном, а внутреннем смысле) и хочется дать, что можешь и помочь кому-нибудь. Конечно, задача эта исключительно апологетическая, "умовая". Флоренский отказался. Напишите, как Вам кажется, если кажется что-нибудь: держать ли хотя бы в виде опыта временного? Возможны, впрочем, и внешние препятствия.

Получил сегодня письмо от Бердяева, едет в Париж. Собирается держать государственный экзамен и готовиться к кафедре философии права. Это — доброе, как любит выражаться Феофан Затворник. Читает св. Исаака Сирина и одновременно "поражается" и "ужасается" им, вообще же сам пишет, что ему трудно[488]. Помоги ему Бог! Перед праздником, если Бог благословит, собираемся в Пустынь[489]. Если бы Вы были здесь с нами! Желаю Вам встретить праздник в мире и здоровье! Да хранит Вас Господь!

Ваш С.Б.

Жду от Вас письма с "настроением". Новоселов кланяется. Как с издателями?

1908 год

91. С.А.Аскольдов — В.Эрн[490]<10.02.1908? СПб — Москва/>

Дорогой Владимир Францевич!

Деньги получил — спасибо. Верно ли, что Ж<ивая /> Ж<изнь /> прекращена?[491]

Реферат В.П.Свенцицкого мы назначили на 14 февраля[492] в виде обыкновенного реферата с прениями. Его реферат мне очень понравился — я нахожу, что это лучшее из написанного им.

Ваш разлад с Валентином Павловичем меня очень удручает, и я ничем его не могу в себе переварить и разрешить. Мои личные и литературные впечатления от В.П. не могут примириться с той оценкой, которую Вы ему делаете. С другой стороны я не могу примириться, чтобы Вы так ошибались и чтобы Ваши приговоры были жестоко не справедливы. Конечно, для меня самое естественное предположить, что мои впечатления ошибочны. Но дело в том, что тут дело не в одних впечатлениях, а в совершенно объективных соображениях. Я не могу даже вообразить, чтобы Вы и Ельчанинов, стоя так близко к В.П., не могли в продолжение нескольких лет его распознать. Я в конце концов готов признать, что объяснение этому в необъяснимых и непередаваемых столкновениях человеческих душ. Вы с В.П. как-то особенно повернулись друг к другу какими-то иными сторонами своей души, которыми раньше не соприкасались, и получилась новая душевная реакция, столь же неотвратимая и столь же непонятная, как неотвратима и в конце концов необъяснима химическая реакция. Это могло обусловиться даже Вашей женитьбой. Кислород в чистом виде и в соединении с водородом неодинаково реагирует с другими элементами. Не обижайтесь на это химическое сравнение. Никакое христианство не может освободить нас, людей, от лично-индивидуальных тяготений друг ко другу и отталкиваний, от рокового превращения дружбы в охлаждение и разрыв. В нас неистребимо живут наши предки, их вражда и дружба оживает и в нас. Но я все же надеюсь, что это лечат временем.

Если правда, что Ж<ивая /> Ж<изнь /> прекращена, то не предполагается ли что-либо новое.

Привет Евгении Давыдовне. Ваш С.Алексеев. 

92. С.Н.Булгаков — А.С.Глинке[493] <28.02.1908.Москва — Симбирск>

28 февраля 1908 г. Москва

Часто вспоминаю о Вас и собирался Вам писать, как получил уже Ваше письмо. Молчал не из-за "ужасных", а все-таки неприятных причин: из-за баснословного недосуга вследствие лекций и суеты, из-за болезни жены, своей, и, главное, детей, которые тянутся беспрерывно с Нового года. Особенно хворает маленький. Я здоров. Как бы хотелось мне Вам помочь, но, кажется, неудачная попытка вызвать жалость Столыпина исчерпывает мои ресурсы. Я как-то говорил о Вас с Гершензоном, заведующим литературным отделом "Вестника Европы". Он предложил передать Вам, не дадите ли Вы в "Вестник Европы" отдельную главу о Достоевском, составленную по возможности по новым материалам, можно не одну статью, листов так на 5 — 6 в общей сложности. Однако он ничего не может обещать до знакомства со статьями (помимо всего он еще человек подневольный там). Подумайте, м<ожет /> б<ыть />, что-нибудь и заработаете, да и напечатаете. Если приедете сюда, то переговорите с Гершензоном лично. Ведь мы с ним старые приятели.