Взыскующие града - [246]
Все стадии разочарования уже пройдены, кроме одной: народ должен еще разочароваться в большевиках. Естественно сомнение: останется ли тогда в России что-либо не разрушенное, что еще можно спасти? — Я человек верующий, и для меня несомненно: святое духовное, что есть в человеке и в народе, не сгорает в огне, а выходит из него очищенным. Верю, что это будет с Россией; верю, когда вижу, какие духовные силы явились в святом, мученическом подвиге наших юнкеров и офицеров[1859].
Крепко жму Вашу руку.
Ваш кн. Е. Трубецкой.
628. С.Н.Булгаков — В.В.Розанову[1860] <22.12.1917. Москва — Сергиев Посад>
Дорогой Василий Васильевич!
Благодарю Вас за "Апокалипсис"[1861] и за письмецо. "Апок<алипсис>" я прочел раньше. Здесь "Розановские" — последние страницы 2-го, где с прежней свежестью красок и яркостью свидетельствуется Ваш собственный… мистический социализм[1862]. Да, это несомненно так, Вы — мистический социалист и переводите на религиозный язык то, что они вопят по-волчьи. Это — новый вариант первого искушения, искушения социализмом[1863], и Вы снова приступаете к Тому, Кого Вы столь роковым образом не любите, с вопросом того, кто Его тогда искушал. Неужели же Вы сами этого не видите? Или же видите, но таитесь? Это именно означает и Ваш новый поворот к еврейству "и" германству, — это не к Каббале, даже не к Талмуду и не к Ветхому Завету, но к Лассалю и Марксу, от коих отрекаетесь[1864]. Это — воистину так, с той, конечно, разницей, что они оба — кроты и щенки по сравнению с Вами, — де ребус мыстицис[1865]. Это Вам с моей стороны в виде реванша за "позитивиста и профессора". Но Вы, конечно, правы, что между тоном и музыкой Апокалипсиса и всего Нового Завета, в частности Евангелиями, разница огромная, и, однако, и то, и другое об одном и об Одном, а Вам с Лассалем и Марксом, "немцами и евреями"[1866], не за что прицепиться к "Апокалипсису". Да, христианство не удается в истории, да самая история не удается, как не удается более всего и русская история, что не мешает быть русскому народу единственным по предназначению. Слишком христианство трудно, аристократично, художественно по своим заданиям, довольно одной неверной черты, и все рушится. Но оно прожжет историю в какой-нибудь точке (да и постоянно ее жжет), и начнется — "Апокалипсис".
Насчет о. "Павла" всему Вами сказанному, говорю: аминь, и без конца мог бы прибавить, но думаю, что здесь более приличествует молчание — для меня. Радуюсь, что повидал Вас после нескольких лет, надеюсь, вскоре и еще увидимся. Живется трудно и тяжело. Мы побеждены, как бы не сложилась наша судьба, которая не от нас зависит, и по заслугам. Исторически чувствуем себя на Страшном суде раньше смерти, истлеваем заживо. И все-таки — все остается по-прежнему, русский народ должен быть народом-мессией, и к черту "немцев" и К°, да будут они ненавистны!
Привет семье Вашей. Жму руку
С.Булгаков
Посылаю, за неимением оттисков номер журнала с некрологическими заметками[1867].
629. С.Н.Булгаков — А.С.Глинке[1868] <24.1.1917. Москва — Н.Новгород>
24. ХII.1917. Москва.
Милый Александр Сергеевич!
Поздравляю Вас с великим праздником Рождества Христова, да светит нам свет его через облежащую тьму. Сегодня я испытываю этот благодатный свет и мир, п<отому> ч<то> приобщился св. Таин и укреплен Трапезой Господней. По-человечески же невеселое для меня Рождество. Должен был ехать к своим, но не решаюсь подвергаться всем неверностям пути и переезда через несколько фронтов. Главное, вот уже две недели, как я отрезан от своих и не имею никаких вестей, как и они обо мне[1869]. Но на все воля Божья, и слава Богу, что их нет со мной, на здешний холод и голод (лично я пока, впрочем, нисколько не голодаю). Я бесконечно виноват перед Вами своим молчанием, впрочем, извинительным. Эти месяцы пролетели для меня за соборной суетой[1870]. Лично я, разумеется, был счастлив, что мог стоять при церковном деле, и это особенно спасало меня от убивающих впечатлений русской жизни. Но, должен сознаться, для "творчества" или просто для личной работы это — перерыв и некоторая отвычка, после которой необходимо умственно себя ремонтировать. Благодарение Богу, моя связь с церковным делом начинает упрочиваться: не знаю, хорошо ли это лично, — во всяком случае, это сложно, — но я избран в Высший Церковный Совет[1871] и, значит, связан на три с церковным правительством (кстати, это было бы лишним и уже решающим мотивом в пользу отклонения места в Учер<едительном> Собр<ании>[1872], если бы нужны были эти мотивы). Впечатлений от церковного общества за это врея у меня накопилась масса: можно сказать, что я знаю более или менее епископат, а также и белое духовенство, притом все-таки скорее <нрзб>. Люблю их, только здесь чувствуя себя в родной среде, в уюте, но… но все то, что мы знали про себя и раньше, с большой силой и отстоенностью даже остается и теперь. Есть — "новое религиозное сознание", или "третий завет"
