Взыскующие града - [208]

.

Надеюсь, что Вам был переслан мой первый том о Соловьеве с моей подписью. Второй выйдет вскоре после Пасхи и будет Вам выслан.

Сердечно Вам преданный

Кн. Е.Трубецкой

"Непрактичность" советов Лопатина не должна Вас смущать: он в делах практических понимает столько же, сколько Вы — в жителях Марса.

499.     В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн <14.05.1914. Москва — Тифлис>

14 мая 1914.

<…> Я ужасно занят, гораздо больше, чем мог ожидать. Каждый день хожу в типографию, уговариваю и убеждаю, каждый день правлю массу корректуры. Дело идет, но с трудностями, и мне каждую минуту нужно их устранять. Надежда, что выпущу книгу[1513] к сроку, у меня полная, и все же зевать не приходится, ибо от одного пропущенного дня могут рухнуть все мои замыслы. Виделся с Лопатиным на днях и много говорил с ним. Он определенно заявил, что защита моей диссертации раньше октября-ноября устроить никак нельзя, потому что в сентябре будет защита дисертации Аскольдова. Когда я ему указал, что для меня это создаст большие и непредвиденные затруднения, что сам он мне совсем иное говорил в январе (тогда мы решили устроить защиту до 1-го октября, чтобы успеть ходатайствовать о командировке), он мне предложил то, что меня вполне успокоило, а именно, подать прошение о командировке теперь же при подаче диссертации. Он самым энергичным образом поддержит мое ходатайство и тогда можно рассчитывать с большой уверенностью на командировку в этом же году[1514]. Потом я виделся с Челпановым, который сказал, что со своей стороны он с удовольствием присоединится к Лопатину и кроме того уверил меня, что после защиты диссертации мне совсем легко будет получить кафедру в Киеве, Харькове или Одессе. Теперь у меня, значит, забота, во-первых нигде не пропустить сроков, во-вторых сделать все по форме. Сколько я знаю, заседание факультета (момент, когда я должен подать диссертацию) будет всего лишь в последних числах мая, и значит надежда моя быстро выбраться из Москвы пропадает <…>

500.     В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн <17.05.1914. Москва — Тифлис>

17 мая 1914

<…> Завтра еду в Посад на защиту диссертации Павлуши <…> Диссертацию мою набрали и сверстали всю. Теперь дней через пять она выйдет в свет. Заседание факультета будет все лишь 31 мая, и, значит, раньше 1 июня я никак не смогу выехать <…> Я в экстазе от мысли переводить Цонвивио. Вяч<еслав> вчера начал переводить первую канцону мастерски и удивительно, и мы с ним вполне разобрались во всех ее тонкостях[1515] <…>

501.     В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн <21.05.1914. ? Москва — Тифлис>

21 мая

<…> Сфотографировать Голубкину я не смогу. Она не выносит фотографии. Начала она с меня лепить этюд для большой своей работы. В первый сеанс почти все было готово, и что-то значительное, Голубкинское стало проступать в глине. Во второй сеанс она решила переменить ракурс, переместила всю глину с профиля на троис эуартиерс — вдруг потеряла "нить". Билась, билась, ничего не вышло. В сердцах сорвала всю глину с "мольберта" (если можно мольбертом назвать какие-то циклопические сооружения из неструганного дерева) и начала снова. Но работа ей не далась, и напасть на свой собственный след она уже не могла. Так что пока что ничего не вышло. Но зато, во-первых, я осмотрел все ее вещи (что удается далеко не всем), во-вторых, мы хорошо поговорили с ней и внутренно подружились, в-третьих, мог долго наблюдать ее "в работе", когда она вдохновенно "кидалась" глиной в мольберт и кроме того видел несколько мгновений, став за ее спиной, когда она "подправляла" свою работу, чудесную сверхъестественную зиждительность ее пальцев. Все впечатления очень сильные <…>

502.     В.Ф.Эрн — Е.Д.Эрн <21.05.1914. Москва — Тифлис>

21 мая 1914 г.

<…> Третьего дня я собрался ехать в Посад. Вяч<еслав> захотел вместе со мной. Мы отправились вместе и вышло очень хорошо. Хотя Павлуша ругался, что мы приехали на его позор[1516], но все же внутренне был доволен. Вместо позора вышло "прославление". Оппоненты вместо критики рассыпались в похвалах. Один из них (Глаголев), старый профессор так и сказал прямо: когда 10-летний брамин встречается с 100-летним кшатрием, то первый является учителем, а второй учеником. Павлуша — брамин[1517], а он, Глаголев, даже не кшатрий, а вайшья[1518] [?]. Ректор сказал, что с книгой Павлуши Совет Академии переживает затруднение. С одной стороны ему следовало бы дать не магистра, а доктора (но это по их законам нельзя), с другой стороны давать ему степень несколько зазорно: своей книгой он совершенно опрокидывает академическую науку. Павлуша в возражениях своих был ужасно хорош: тих, сдержан, добр, и говорил так, как будто это был не торжественный диспут, а простой интимный разговор. Между прочим: специально на диспут приехал из Москвы Антоний (Донской)[1519] и не переночевав уехал. Я был радостно потрясен, увидев его старческую величественную и прекрасную фигуру. После диспута был традиционно обязательный ужин (стоивший Павлуше около 200 р.). Здесь говорилось много хвалебных речей. Сказал маленькое слово и Вячеслав. Анна Михайловна[1520] в иные моменты сияла от счастья <…>

503.     В.Ф.Эрн — А.В.Ельчанинову <24.05.1914. Москва — Тифлис?]