Взрослые сказки о Гун-Фу. Часть I: Ци-Гун - [46]

В общем, стали мы учить эту систему, кто бы там ни был ее основателем и что бы ни означало ее название. К моему удивлению, она мне понравилась. Приятно было еще то, что Ван преподавал ее очень неназойливо, он как бы «вынес ее в фон» и сумел сделать так, что она играла для меня роль не работы, а развлечения.

Более того, Ван сумел мне преподать эту систему не как отдельные восемь кусков, а как целостную систему, каждое последующее упражнение которой все больше «раскручивает» энергию в теле и все больше очищает каналы.

Цепочка тут была примерно такая. Первые три упражнения запускают энергию в основном в малом небесном круге и руках. Кроме того, первое упражнение растягивает энергетическую сферу по вертикали, второе – по горизонтали, третье – по вертикали слева и справа.

Во время выполнения четвертого куска сфера продолжает растягиваться и начинает вращаться. Пятое упражнение подготавливает запуск энергии по большому небесному кругу и закручивает энергетическую сферу по диагонали. Шестое наконец запускает энергию по большому небесному кругу, задействуя при этом все шесть ручных и все шесть ножных энергетических меридианов.

Седьмое упражнение, представляющее собой прямые удары кулаками, выводит на поверхность тела накопленную энергию, превращая ее в физическую силу. Это упражнение имеет в отличие от всех прочих (где это не так очевидно) неприкрытое воинское применение.

И, наконец, последний восьмой кусок предназначен для окончательной очистки каналов и сброса загрязненной энергии в землю.

Так что получалась такая законченная конструкция, которая позволяла произвести «энергетическую проработку» всего тела. Комплекс этот мне так понравился, что иногда я стал делать отдельные его упражнения в качестве разминки. Оказалось, что и по отдельности эти упражнения тоже вполне работают. Ван этих моих вольностей «не замечал», видимо, они считались вполне допустимыми. Один раз мне даже показалось, что он одобрительно кивнул. Но тут я не уверен. Хвалить учеников Ван не считал нужным.

Если стоячий комплекс пришелся мне, как по мерке, то сидячий делать мне совсем не хотелось. Назначение его было вполне понятно: запустить энергию наиболее мягким способом, чтобы человек вставал с постели уже «прогретым» и не заболел, выбираясь из-под теплого одеяла на холодный воздух. Но глотать слюну, делать постукивания зубами, растирать поясницу и уши, как было предписано в этом комплексе, мне было откровенно скучно. Ван (который сам исправно все это делал) не настаивал. Он требовал только, чтобы я досконально выучил, как выполняются все упражнения, и знал, для чего предназначено каждое из них. А когда утром он сам делал этот комплекс, а я старался сбежать на речку, он делал вид, что не замечает, только бормотал себе под нос что-то вроде «молодо – зелено».

А вот парный вариант восьми кусков пошел, как по маслу. Конечно, огромную роль сыграло то, что его, как и все прочие парные упражнения, я делал с Ваном, а тот, казалось, мог сделать парную технику из любого, самого микроскопического движения. Кстати, я не уверен, что Ван не сам придумал парную вариацию этого Кхи-Гонг (хотя он намекал, что ему передал ее его родной дед), потому что никто другой ее не преподавал. Такого Кхи-Гонг не знал даже мой дед. Когда я спросил его об этом, он сказал так: «Вот именно потому, что Ван знает это, а я – нет, мы и отдали тебя в обучение именно ему. Зато теперь ты будешь знать больше, чем знаю я».

И в тот самый момент, когда я стал привыкать к этой системе, можно сказать, чуть ли не полюбил ее за непритязательность и простоту исполнения, Ван, как всегда неожиданно, сказал, что мы переходим к изучению совсем другой, как он выразился, «жемчужины» Кхи-Гонг.

– А что же делать с парчой? – удивился я.

– А что хочешь. Хочешь, носи ее, хочешь, положи в сундук, – слегка улыбнулся Ван. – Выучил ты ее твердо, не забудешь, при необходимости сможешь ее передавать дальше. Кстати, говорю тебе сразу: даю тебе разрешение на преподавание.

«Нужно мне это преподавание», – хотел сказать я, но сдержался, зная, что последует за такими словами. А про себя подумал: «Ты бы лучше мне право на преподавание воинских искусств пораньше дал. А преподавать оздоровительный Кхи-Гонг старикам и старухам… Сам-то, небось, рукопашному бою учишь».

Ван искоса посмотрел на меня, неодобрительно хмыкнул и отправился в хижину. Оттуда он принес лист изумительной рисовой бумаги, тушь, тушечницу и кисть. Затем он послал в хижину меня, чтобы я принес маленький столик. Столик этот был «совершенно из другой жизни»: изумительной старинной работы вещь очень странно смотрелась в убогой хижине Вана, где единственными ценными вещами были роскошные тигровые шкуры и тумбочка, полная бумажных купюр разного достоинства. С деньгами Ван обращаться не умел (или умел, но не считал это для себя важным) и складывал их достаточно небрежно, так что часто они просто выпадали из тумбочки, дверца которой не запиралась.

Ван велел мне поставить столик под деревом, на ровное место. Сам уселся и стал под моим изумленным взглядом привычными движениями растирать тушь. Затем окунул в нее кисть и летящими движениями начал писать. Закончив, он достал из кармана печать и прижал ее к бумаге. Бумагу он отдал мне.