Взломать графа - [40]

В буфетной с грохотом разбилось стекло. Дверь буфетной распахнулась, всей тяжестью дубовой доски ударившись о стену — точно ее пнули изнутри, и оттуда выскочил человек.

Соусник словно выпорхнул из рук Бартона, и полетел прямиком в этого самого человека. Тот упал ничком, да еще и перекатился, роняя на узорчатый паркет комья мокрой грязи. Со свистом артиллерийского снаряда соусник влетел в распахнутую дверь буфетной… снова грохнуло и зазвенело. Страшно, как перед смертью, вскрикнул дворецкий, привратник рванул на себя застрявшее в окошке ружье…

— Я, конечно, голоден как сто волков. — выскочивший из буфетной человек приподнялся на локтях… и пальцем снял с паркета каплю соуса. — Но с соуса, пожалуй, начинать не буду!

— Мистер Гольцов? — растерянно прошептал Бартон, а я шумно выдохнул. После всего, что мне пришлось вынести ради его освобождения, недоставало еще, чтоб русского секретаря прибили соусником на пороге дома! Гольцов нужен мне! То, что не сумею сказать я — должен сказать он!

— Дверь открывай, Ивашка! — вскакивая на ноги, скомандовал русский секретарь милорда. — Ежели вы мне там банкира пристрелили, я вас своей рукой на пороге положу, дураков, прости Господи!

— Сэр! — вскричал скандализированный мистер Бартон.

— Тихо! — отрезал Гольцов, и в тоне его была та же властность, что у милорда. Я тут же вспомнил, почему Бартон всегда недолюбливал русского секретаря. Все же человек должен понимать свое место и вести себя соответствующе.

Привратник, даже не оглядываясь на аж раздувшегося от гнева дворецкого, рванул дверную створку.

— А-а-а! — в дверном проеме, будто в раме картины, нарисовалась мокрая от недавнего дождя подъездная дорожка… и оборванная, грязная до безобразия фигура банковского управляющего. Он торопливо ковылял прочь, хлюпая вконец развалившимися башмаками. Стук двери за спиной заставил его подпрыгнуть… и с удвоенной скоростью заковылять к воротам.

— Эй! Сэр! Стойте! — выскакивая на парадное крыльцо, заорал русский секретарь.

— Остановить? — деловито осведомился Ивашка и… вскинул ружье к плечу.

Испуганный крик застрял у меня в груди.

— Я тебе остановлю! — рыкнул Гольцов, перемахивая через балюстраду парадного крыльца и бегом бросаясь за пытающимся уковылять управляющим.

— То стой, то не останавливай… Сами не знаете, барич, чего хотите! — опуская ружье, хмыкнул привратник.

— Раньше мазать не надо было! А еще бывший солдат! — рявкнул дворецкий.

— Так я ж поверх головы… Для острастки, чтоб спугнуть! — растерялся привратник. — Живая ж душа… Да и приказу не было!

Дворецкий лишь фыркнул в ответ, и заступил дорогу мистеру Гольцову, который вел управляющего обратно, что-то торопливо нашептывая ему в ухо и твердой рукой пресекая попытки снова сбежать.

— Мистер Гольцов, сэр! Мало того, что вы пропадали невесть где, так еще тащите в дом грязного нищего! — выпятив грудь, Бартон шагнул им навстречу, и на лице его была написана решимость лечь у порога, но не пропустить.

— Я не нищий! Я управляющий «Банком Кэмпбелл»! — управляющий попытался выпрямиться — подсохшая грязь посыпалась с его сюртука.

— Каждый попрошайка с улицы может назваться хоть управляющим банка… хоть святым Джорджем или премьер-министром Питтом! Вон, грязный оборванец!

— Оставьте, Бартон! — устало обронил Гольцов — и просто шагнул в дверь, волоча за собой сопящего от обиды управляющего — и было ясно, что ничто русского секретаря не остановит. Окажись Бартон у него на пути, просто снесет и не заметит. И дворецкий невольно сделал шаг назад. Не глядя, Гольцов прошел мимо, топча начищенный до блеска паркет грязными сапогами. — Семен Романович в столовой?

— Да, в малой… Нет! — очнувшийся Бартон кинулся за ними и схватил управляющего за запястье, пытаясь оттащить от двери.

— А-ай! — управляющий коротко вскрикнул и рванулся, пытаясь освободиться. Бартон его немедленно выпустил.

Воцарилась тишина. Все глядели на дворецкого. И я глядел. Бартон явственно смутился.

— Я… Простите… Забылся… Но, мистер Гольцов! Вы не можете в таком виде предстать перед милордом! Это недопустимо! — почти выкрикнул он, и замер, кажется, сам потрясенный таким своим поведением.

Гольцов продолжал изумленно глядеть на дворецкого. Тот ответил ему полным отчаянной решимости взглядом.

— Переоденьтесь, сэр… И помойтесь. — Бартон выразительно повел носом. — Я прикажу принести ванну в вашу комнату. И даже одежду для вашего спутника, если уж он и впрямь управляющий банком.

— Я управляющий! — баюкая пострадавшее запястье, всхлипнул тот.

— Тем более! Приведите себя в надлежащий вид, джентльмены, и я немедленно доложу милорду!

Гольцов оглядел свой измаранный сюртук — и заколебался. Я замер, от волнения, как в детстве, пытаясь прикусить палец (как же отучала меня маменька от этой привычки!). Полученное мной воспитание, привитые мне понятия о должном и недолжном восставали против самой мысли, чтоб секретарь предстал перед его сиятельством в таком вот виде… но… Я еще не все узнал о случившемся, но понимал уже достаточно, чтобы сказать: промедление смерти подобно! Только кто ж меня станет слушать! Сейчас все зависело от Гольцова! В этот краткий миг решалось так много: судьба управляющего… и самого Гольцова… и Бартона… и моя… и милорда… и может быть, всего цивилизованного мира!