Взлетная полоса - [74]

— Ничего, не огорчайся! Осваивай пока машинку! — успокаивал Щепкин. — Вот пойдем ставить производство, придут рабочие, будет и пекарня.

Она его слушала хмуро, не очень-то верила, что от этой глуши, где все будто спят, можно ждать что-то дельное. Одно оказалось неплохо: с жильем здесь было привольно. Мебельные мастера, столяры, плотники поуходили из Нижних Селезней в годы разрухи искать лучшей доли. Многие дома стояли брошенные — въезжай в любой.

Они поселились в двухэтажном особняке заводчика Мальцева, за прудом. Особняк сохранился хорошо, его держали местные власти под замком — рассчитывали открыть дом отдыха. Там же на втором этаже устроились и Нил Семеныч, которого забрал с собой из Севастополя Даня, и громогласный, шумный верзила Николай Теткин. Зачем они все здесь — Маняша не знала. В Севастополе, получив телеграфный вызов из Москвы, Щепкин только и сказал: «Собирайся! Едем строить мою машину!» Нил Семеныч кое-что прояснил. Данин проект был одобрен большими людьми, и теперь ему самому надо конструировать самолет. Для этого Щепкин временно откомандирован из рядов ВВС и назначен начальником особого конструкторского бюро, которое полагалось развернуть при воздухо-ремонтных мастерских в Нижних Селезнях.

В главном цеху мебельной фабрики стояли какие-то ящики со станками, два заржавевших мотора марки «гном» и старый фюзеляж летающей лодки Григоровича.

— И это все? Где же тут мастерские? — изумленно спросил Глазунов, когда Щепкин сбил ржавый замок с ворот цеха и они вошли внутрь.

— А он не успел обосноваться, — пояснил Щепкин.

— Кто?

— Заводчик Мальцев. У него основное производство по ремонту самолетов в Поволжье было. Но здесь он мог мужиков из деревень за бесценок нанимать. Только-только начал перетаскиваться, а тут революция!

— Трудновато будет все осваивать сначала, Даня! — с тревогой сказал Глазунов. — Ну, хотя бы сюда железка подходила… А то ведь все водой! Да и кто сюда поедет из серьезных инженеров? И где рабочие?

— Послушай, Нил Семеныч… — вздохнул Щепкин. — Я же тебе сто раз объяснял: мы здесь как разведчики! Если у нас что получится, тут настоящий авиационный завод развернется! В будущей первой же пятилетке. Споры идут — быть ему тут или не быть. Вот нам и надо доказать, что быть!

— Не много ли грузишь на себя, Даниил? — пожал плечами Глазунов.

— На нормальные авиазаводы не пробиться. На год вперед все заказами забито!

На телеге прикатил партийный секретарь уездного комитета ВКП(б). Он был не на шутку встревожен.

— Это же не бочку склепать — самолет построить. У нас тут, конечно, мастера по дереву отменные! Бондари замечательные, плотники испокон веков славились по всей России, избы рубили, артелями расходились, краснодеревщики известные. Но упрямые! Из своих изб в Селезни так просто не пойдут. Это же крутой поворот в их жизни.

— Тут обстоятельный разговор нужен с каждым по душе, — согласился Нил Семенович. Так что бери меня с собой и показывай вместо самолета! Будем международный момент разъяснять, необходимость трудовых рук для обороны всей страны и нашей славной авиации.

Для форсу Глазунов надел свой теплый авиационный шлем с очками, унты, комбинезон на меху, перчатки с крагами и отправился по деревням.

— Ну, ты, Семеныч, король воздушной стихии! — пошутила Маняша. — Не торопись жениться! На такого красавца лесная баба косяком пойдет!

Один Теткин не унывал. Целыми днями бродил по цехам, обстукивал стенки, все обмеривал, прикидывал, что-то бормоча себе под нос. За ним воробьиной стайкой зачарованно следовала селезневская ребятня. Набродившись по фабрике, заходил в контору, говорил, протягивая исписанные листки:

— Давай, товарищ Щепкина, долбай! Это в адрес «Авиатреста», а тут вот по поводу авиационной фанеры марки «прима»!

— Пишешь, пишешь, а ничего не отправляешь!

— Все в свое время, не волнуйся!

К Теткину Маняша привыкла быстро. Николай Николаевич был ясен, как безоблачное небо, и прям, как гвоздь. И свое отношение определил сразу:

— Я с товарищем Щепкиным на край света пойду! Конечно, мог бы я и в Москве материалец на диплом наскрести! И уже сидел бы на инженерском окладе. Но только мне на оклады чихать! Я для чего живу? Чтобы увидеть, как живой самолет в небо взлетит! Вот это мне будет радость за все сразу!

О Маняше Теткин трогательно заботился. Приносил ей полосатых как тигры щук, окуньков на уху. Но, как снега пали, сменил рацион. Стал таскать жбаны с густым, как сливки, молоком, яйца, вареную картошку.

— Откуда? — удивленно всплескивала руками Маняша.

— Прямо на пороге оставляют! Я уж их ругал — не слушают! — конфузился Теткин.

Оказалось, Коля стал обучать грамоте местных пацанов. За детворой потянулись и взрослые. Не привыкшие еще к тому, что за учение никому платить не надо, селезневцы тащили Теткину кто что мог. Как-то Маняша заглянула к нему на занятия, да так и просидела весь вечер. А потом пристрастилась к учению и сама.

Вечерами из Селезней по плотине через пруд редкой цепочкой тянулся народ: дети, люди средних лет и почти старики. В бывший дом заводчика Мальцева они входила по привычке робко. Они еще хорошо помнили, как их сюда и до порога не пускали. Долго мялись у входа, вытирали обувку в сенцах, осторожно шагали по затертой дорожке, стараясь не ступить на темные, узорные паркетины. Кое-кто приносил под мышкой по полену. Большие комнаты протапливались плохо, поэтому многие не раздевались.