Взлет против ветра - [92]

На парадном ярко-голубом автобусе отбыли отличники-авиаторы в большой немецкий город. Накрапывал дождь, и на мокром асфальте центральной улицы четко печатались следы автомобильных покрышек. Под зонтиками проходили по широким тротуарам вереницы людей. Дождь ускорял их шаги. За нарядными витринами магазинов ярко горели люстры. Петушков угрюмо вздохнул:

— Эх, сейчас хотя бы на часок на улицу Горького.

— В любимый бар гостиницы «Москва», — съязвил кто-то.

— Зачем же так, — обиженно ответил лейтенант. — Я же не совсем пропащий. По улице Горького я бы сейчас прошел, минуя все рестораны. Прямо от Белорусского и до конца. А потом по Красной площади. Стыдно сознаться, но как я по ней мало ходил, когда жил в Москве.

— Не возражаю против такого маршрута, — одобрил сидевший впереди командир эскадрильи Вовченко.

Автобус свернул с центральной улицы и по узким маленьким переулкам уверенно выбрался на тихую окраину. Редкие цепочки огней плыли ₍ теперь в забрызганных дождевыми каплями окнах. Резкий поворот — и машина, снизив скорость, въехала на аллею. По крыше царапнули голые ветви деревьев. У ярко освещенного подъезда чуть слышно скрипнули тормоза.

— Прибыли, товарищи, — объявил Вовченко.

Летчики дружно высыпали из автобуса, на ходу поправляя узлы галстуков и воротники рубашек. Белые ступени широкой парадной лестницы были устланы ковром. На самой верхней из них стоял высокий человек, худощавый, с наметившейся сединой в волосах, в форме генерала армии ГДР, и, пожимая руку каждому входящему, улыбаясь, говорил по-русски:

— Добро пожаловать!

В большом банкетном зале ослепительно сиял паркет, а свет огромных хрустальных люстр, казалось, будто бы даже согревал в этот ненастный вечер. Длинные столы были накрыты, черные плотные портьеры на высоких окнах сдвинуты. Гул голосов плыл под потолком большого зала с лепными украшениями. Многие участники учений, по-видимому, прибыли сюда значительно раньше. Большими и малыми группами стояли они поодаль от столов. Разные кители, разные погоны и ордена, но одинаковая приподнятость и торжественность, какая может спаять людей, успешно выполнивших еще одно дело. У стоявшего несколько в стороне длинного стола, к которому надо было подходить со своей тарелкой за холодными закусками, ярко освещенные самой большой люстрой, беседовали гости в штатском, командующий Группой советских войск в Германии, наши генералы, и в их числе Антон Федосеевич Баталов. Плотный невысокий генерал с артиллерийскими эмблемами весело восклицал:

— А зайцы-то, зайцы! Наши десантники с неба как посыпались — и на машинах вперед по пересеченной местности. Зайцы же перед двумя машинами бегут, никуда не сворачивая, и вот-вот под колеса попадут. И вдруг в самый кульминационный момент атаки один старшина как закричит: «Зайцев не подавите, ребятушки! Заяц, он нам не противник на учениях «Братство»!»

Посмеявшись вместе с другими над незадачливыми зайцами, Антон Федосеевич взял под руку одного из штатских, седенького ссутулившегося старика, которому на вид можно было дать все семьдесят. Улыбаясь друг другу, они произнесли несколько фраз на немецком, но затем перешли на русский. Собеседник Баталова был одет в старомодную классическую «тройку». Из нагрудного кармана свешивалась золотая цепочка.

Отец еще издали заметил сына и стал как-то беспокойно оглядываться. «Неужели решил меня представить генералитету, да еще на глазах у ребят?» — встревоженно подумал Аркадий, всегда чувствовавший себя неловко в подобных случаях. Но, видимо, угадав его состояние, Антон Федосеевич этого делать не стал, а только издали улыбнулся ему доброй, сердечной улыбкой, на какую лишь отец был способен. «Спасибо тебе», — подумал облегченно Аркадий. Но генерал-полковника авиации все же что-то волновало, и если он не поманил жестом к себе сына, то все же, склонившись к самому уху седенького немца, что-то ему быстро сказал, потому что немец в замешательстве выхватил из кармана такой же старомодный, как и его классическая «тройка», монокль, но быстро спрятал назад, поняв, что рассматривать молодого Баталова было бы попросту бестактно. Однако, повернув голову в сторону Аркадия, он скользнул по нему стремительно-цепким взглядом. Аркадий снова заволновался, но немец отвернулся, и он успокоился.

Потом начался прием. Один из штатских, оказавшийся секретарем Центрального Комитета СЕПГ, произнес короткую речь, поздравил всех с успешным завершением сложных маневров. Зазвенели бокалы, когда был провозглашен тост за братство по оружию. А вскоре, как это и бывает на многих приемах, настала минута, когда хозяин, худощавый седеющий генерал армии ГДР, весело объявил:

— А теперь официальная часть закончена. Начинаем работу в секциях.

И это означало, что можно уже покидать свое место за столом, подходить к тем, кто тебя в особенности интересует, с кем прежде всего хочется поговорить. К Аркадию приблизился краснолицый, добродушно улыбающийся майор-танкист и, путая русские слова с немецкими, спросил:

— Вы есть лейтенант Баталоф? Я?

— Я, я, — закивал Баталов. — Вас волен зи?

— А во ист лейтенант Фетушков?