«Взгляните на лилии полевые…» Курс лекций по литургическому богословию - [60]

А в Православии властно и определенно звучит это исповедание, и именно важно здесь то, что каждая душа как личность, как жила здесь на земле своей особой жизнью, отдельным «я», в оболочке своего тела, и опять-таки как отдельная личность, не растворяясь ни в каком пантеистическом безформенном абстракте будет жить жизнью будущего века. До Суда — в предвкушении воздаяний, а после Суда — уже в прославленном и преображенном теле, в полной мере участвуя в райском блаженстве. Мятущаяся душа наша в этом личном воздаянии и жизни, не каком-то проблематичном «существовании», но именно в жизни находит себе великое утешение в православном понимании смерти.

Особенно тяжела в момент смерти разлука. Один уходит неизвестно куда, и так хочется удержать, спросить: зачем, почему, неужели же навсегда, а что же все, что было, все безцельно и не нужно, да?… Умирает, уходит недоговоренное, не совершившееся. Многое ожидалось и так и не дождалось своего часа, что-то имелось и уже потерялось… Личные связи особенно тяжело рвутся пред неумолимым гробом и ликом смерти. Мать и дитя, муж и жена, два друга, жених и невеста… Счастливо прожитые годы или неисполнившиеся мечты, долгожданное и не сужденное — все это пропадает. Неужели же все это пусто и не нужно, неужели же все дым и тень и сон? Неужели же это все, земное, никогда не будет иметь своего значения там?.. Смерть не дает договорить всего. Самое важное самое главное в жизни как раз и не успеваешь сказать. Две молодые, две юные души, радующиеся этой жизни, жаждущие яркого солнца и небесной лазури… и не дается им на этой земле успеть сказать самое важное. Жизнь разводит их, и смерть на необозримую вечность разлучит их. На том свете, на том далеком свете, что же будет, неужто и там окажутся разлученными они и на всю вечность?..

«На том свете только мы многое друг другу расскажем… Да, впрочем, там и говорить-то не надо будет, а просто подойдем и посветим друг другу душами, тихо так и ясно. И пусть тогда будем здесь мучиться, здесь все пусть будет…», — случайно подслушался мне этот шепот, этот вздох двух молодых весен, вздох нераспустившейся весны, и так хочется самому верить в их тихую и ясную мечту о светящих друг другу душах. Так же хочется по-детски верить, как верили и они. И это не только бред, детское мечтание и лепет. Это занимает и наших больших мыслителей. Послушаем, что откроет нам Церковь в своих поэтических молитвах. В чине погребения священников поется:

«Камо убо души ныне идут; како убо ныне там пребывают; желах ведати таинство: но никтоже доволен поведати. Еда (то есть, разве) и они поминают своя, якоже и мы оныя; или они прочее забыша, плачущыя их и творящия песнь: аллилуиа»… [465]

«Еда есть там видети братию, еда есть там вкупе рещи псалом, аллилуиа»… [466]

И дальше вещает тот же чин:

«Аще помиловал еси, человече, человека, той имать тамо помиловать тя, и аще которому сироте сострадал еси, той избавит тя тамо от нужд. Аще в житии нага покрыл еси, той имать тамо покрыти тя и пети псалом, аллилуиа». [467]

«Аще помиловал…— имать помиловати тя»…

Совсем как поют калики перехожие и странники:

«Милости не будет там,

Коль не миловал ты сам»…

Ой горе, горе мне, горе мне великое»…

И на эти смятенные вопросы осиротелых и оставленных и умирающих тот же синаксарь Мясопустной субботы устами отцев Церкви вещает:

«Афанасий в слове о усопших глаголет: яко и даже до Общаго воскресения дадеся святым друг друга познавати и свеселитися; грешнии же и сего лишаются»… И далее приводится свидетельство божественного Златоуста: «ведомо же буди, яко познают тамо друг друга вси яже знают же и яже никогдаже видеша».

Но как же? Ведь до Суда души пребывают без тела. И снова отвечает Златоуст: «зрительным же оком душевным» [468], «подойдем и посветим друг другу душами, тихо так, ясно»…

Где найдем мы еще такое утешение? Нигде. Только в Святой Православной Церкви. Только под Покровом Царицы Небесной. Ну так что же плачем, что оплакиваем?.. Разлуку?..

«Почто мене рыдаете люте… смерть бо есть всем упокоение»… [469]

* * *

Но кроме этого страха мучения и разлуки, наша душа еще мятется и другим предчувствием и боится еще и другого. Это страх самой смерти тела, страх разложения, распадения его. Это ужас пред тлением и разрушением нашей телесной храмины. Страшны те болезни, когда человек заживо начинает предаваться тлению. Сознание постепенного отмирания отдельных частей нашего тела ужасно для нас чисто с биологической стороны. Мы привыкли в теле видеть прежде всего прекрасное создание Божие, полноту природного совершенства. Помимо чисто чувственного момента в поклонении телу, эстетическое чувство видит и ищет в теле прекрасных линий и форм. Вся гуманистическая культура представляет собой в огромной степени культ человеческого тела. Псевдовозрождение воскресило многое из чисто античного в поклонении телу. Скульптура в этом отношении достигла поразительных результатов, начиная от Микеланджело и завершая Родэном. Вот потому-то так непривычно и больно современному гуманисту осознание смерти как распадения и тления этого когда-то прекрасного тела.