Уж что-что, а плавать Володька умел. Он, кажется, и ходить-то научился позже, чем плавать. Впрочем, как и все приморские мальчишки.
Дубок подошел вплотную. Шершавые отцовы руки обхватили Володьку за плечи и одним рывком выдернули вместе с Филимоном из воды, поставили на палубу.
Потом одна рука поднялась и увесисто треснула Володьку по затылку — хрясь!
Но Володька не обиделся.
Он осторожно положил Филимона на палубу и улыбнулся отцу.
Отец помедлил малость, потом тоже улыбнулся и притиснул Володьку к своему горячему надежному боку.
Но тут же смутился и легонько оттолкнул, шлепнул по спине.
Не любил он разные телячьи нежности.
Мешочница молчала и перепуганно наблюдала за отцом и Володькой.
Видно, отец успел ей сказать что-нибудь этакое. Отец, когда надо, умел сказать так, что у нехорошего человека от страха отваливалась челюсть.
А Филимон полежал немножко, отдохнул, потом неторопливо подошел к хозяйке полосатых мешков и деловито укусил ее за колено.
Тетка зашипела, как раскаленная сковорода, и сползла с мешков на палубу.
Она вытянула руки с растопыренными загребущими пальцами и забормотала:
— Чур тебя! Чур, бешеный. Все вы тут бешеные!
Филимон постоял немного, глядя ей в глаза, Филимон-победитель, потом повернулся, неторопливо протопал к Володьке и лег у его ног.
Так в жизни Володьки и его лучшего друга Таира появился Филимон.
И надо сказать, что по своему деятельному, неуемному характеру он как нельзя лучше подошел своим новым друзьям.
Это только с виду Володька и Таир разные — Володька белобрысый, и нос его курносый вечно лупится, будто молодая розовая картофелина, а Таир черный, как головешка или как галчонок, — волосы черные, глаза черные и все тело загорелое до черноты.
Но эти внешние различия могли ввести в заблуждение кого угодно, только не обитателей маленького приморского городка, в котором с рождения жили Таир и Володька.
Население начинало тревожиться, как только замечало, что Таир и Володька не гоняют с другими ребятами в футбол или, скажем, не носятся по улице, запуская воздушного змея, а ходят тихие и задумчивые. Соседи настораживались. Они ждали очередного сюрприза.
Если уж Таир и Володька ходят пай-мальчиками, значит, что-то затеяли.
Точно такими друзья были перед тем случаем, когда решили проверить честность населения родного города.
А надо сказать, что город Таира и Володьки не совсем обычен. Расположен на берегу залива. С одной стороны городка — Кавказские горы, покрытые густыми лесами, будто голубовато-зеленой шерстью; с другой стороны — зеленое Каспийское море; с третьей, неподалеку, — государственная граница, а с четвертой — вся наша страна до самого Тихого океана.
В городе есть рыбсовхоз, в котором работает отец Володьки — капитаном маленького суденышка — дубка, и небольшая рыбоконсервная фабрика.
А вообще-то городок маленький, все знают друг друга, и каждый житель фанатичный патриот своего города.
Потому-то, наверное, и вызвал такое возмущение нахальный опыт Володьки и Таира.
В тот день Таир отозвал Володьку во время большой перемены в укромное местечко за котельной и сказал:
— Слышь-ка, Володька, чего мой батя сегодня за обедом говорил…
— Знаю я, что он говорил, — ответил Володька.
— А вот и не знаешь!
— А вот и знаю! Говорил: если мы снова к Бабаджану в сад полезем, уши пообрывает. Мой тоже говорил.
— А вот и нет! — закричал Таир и захлопал в ладоши.
— Тогда — если под плоты нырять станем, то…
— А вот и нет!
— Тогда — если мы…
— А вот и нет, вот и нет! Батя сказал, что город наш совсем особенный. У нас тут такая жуткая честность у всего населения, просто кристальная. У нас, он говорил, можно на главной улице сундук с драгоценностями случайно забыть и уехать на целый год. Потом вспомнишь, приедешь за ним, а сундук так там и стоит. Целехонький. Вот какое у нас население!
Отбарабанив всю эту тираду в один присест, Таир задохнулся и несколько раз судорожно глотнул воздух.
Володька был изумлен. Фантастическое видение искрилось и переливалось перед его мысленным взором — сундук, заполненный разноцветными драгоценными камнями, стоит распахнутый настежь посреди улицы Победы, а мимо снует кристально честное население, стыдливо отводя глаза от сундука. Вот это картина!
— Слушай, — деловито спросил Володька, — а где же мы сундук возьмем?
— Какой еще сундук? — удивился Таир.
— Ну с этими… с драгоценностями!
— А зачем нам с драгоценностями? — простодушно ответил Таир.
Володька рассвирепел. Ноздри курносого носа раздулись и затрепетали.
Он с подозрением уставился на простодушную физиономию друга.
— Слушай, ты что, совсем тупой, да?! — спросил он. — Как же мы проверим честность нашего населения без сундука?
Таир снисходительно ухмыльнулся.
— Ты сам тупой, — невозмутимо отрезал он. — Я уж давно все придумал. Зачем нам сундук с драгоценностями, если моя мама привезла из Ленкорани новенький чемодан. Польский, почти что крокодиловой кожи.
Володька захлопал глазами.
— При чем здесь почти что крокодиловый чемодан? — заорал он. — Где мы драгоценности возьмем?
— Ты, Володька, чудак! — терпеливо объяснил Таир. — Зачем нам драгоценности, если все равно такая кристальная честность населения. Мы в чемодан напихаем старых газет, а для весу гирю сунем. У нас есть старинная, медная, сорок фунтов весит. Батя на ней гвозди выпрямляет. Ну скажи, откуда населению знать, что в чемодане? Может, там чего-нибудь получше драгоценностей! Стоит себе на улице новенький польский чемодан, и все тут. Мы уйдем, потом вернемся, а он все стоит себе как миленький.
