Взгляды на жизнь щенка Мафа и его хозяйки — Мэрилин Монро - [20]

Как-то вечером Мэрилин всерьез принялась за дело: судя по ее туалету, нас ждала дивная пирушка. Она надела черное коктейльное платье, белую горностаевую шубку и, захохотав, водрузила меня на кресло.

— Послушай-ка, — сказала она, гладя меня рукой в лайковой перчатке, — ты сегодня при параде, а, Мафия?

— Вообще-то я смертельно устал…

— Поедешь со мной.

— Но…

Конечно, она была не виновата в том, что не слышала меня и видела лишь таким, каким представляла. Ничего не поделаешь, так устроен мир. Мэрилин позвонила в такси и спросила, когда подадут машину. Я услышал в трубке приглушенный бурундучий писк диспетчера, который так любят использовать в кино:

— Мисс Монро, шофер ждет вас уже больше часа.

— Это его работа, приятель, — ответила Мэрилин.

Она поставила пластинку Дина Мартина и закачалась в такт музыке, потягивая шампанское. Я спрыгнул с кресла на ковер, подошел к окну и лизнул ей пальцы ног. Язык защекотало как от газировки. На минуту или две Мэрилин забылась, разглядывая книгу «Ребенок и уход за ним» Бенджамина Спока. Ее промедление становилось наигранным, театральным. Мэрилин умела превращать ожидание в эдакую сюрреалистическую экзистенциальную паузу, словно на миг замирала сама ее душа. В конце концов она швырнула книжку на стол, и ее лицо озарилось чудеснейшей развратной улыбкой.

— Пойдем, Снежок, — сказала она, подхватывая меня на руки. Глаза ее искрились. — «Копакабана» всегда в нашем сердце.

Глава шестая

Над Таймс-сквер висел неоновый ореол. Лужи сияли розовым, а лампочки придавали городу мультяшную красоту, вытаскивая из переулков тени и нищих. Падал снег, и сметливые коммерсанты вовсю пользовались преимуществами темноты: сменяющие друг друга цвета воспринимались как события, звуки — как последние новости. Посреди такой феерии невольно задаешься вопросом, как человек вообще может разумно распоряжаться своей жизнью.

Мэрилин попросила высадить нас на углу 44-й и Бродвея. Аптека работала круглосуточно, и мы нырнули в ее пропахшее спиртом нутро, а автомобиль проехал вперед до следующего квартала. Мы давно сбились с курса, но это было обязательной частью программы. В аптеке Мэрилин привлекла к себе все взгляды: она думала, что в солнечных очках ее не узнают, но они только выделяли ее из толпы и притягивали внимание. Я пошел мимо зубных паст и эликсиров, принюхиваясь к запахам, но уже через минуту воспользовался удобным случаем и выскочил на улицу. Там много чего происходило, особенно в театрах. «Сент-Джеймс»: «Бекет» с Лоуренсом Оливье и Энтони Куинном. «Хадсон»: «Игрушки на чердаке», новая драма Лилиан Хеллман с Морин Стейплтон, Робертом Лоджиа и долгоиграющей Айрин Уорт в главных ролях. «Маджестик»: «Камелот» с Ричардом Бертоном и Джули Эндрюс, «самый громкий мюзикл сезона», взрыв ярких огней и, как я себе представлял, темной артуровской зелени. Близилась полночь, потому что театры уже закрылись, а прохожие были наглухо закутаны в пальто и слегка навеселе.

— Маф!

Когда меня окликнули, из водосточной трубы на здании рядом с «Твейнс дайнер» выполз крыс. У него был дрожащий ротик с опущенными уголками, нагловатый и ухмыляющийся, и говорил он с выраженным бруклинским акцентом, отчего я мгновенно перестал слышать крики Мэрилин.

— Не суй свой нос в чужие дела, — заявил крыс, когда я уставился на него и громко затявкал. — Кое-хто тут делом занят, между протчим.

Взвыли клаксоны, и моя белокурая подруга завизжала во все горло: я рванул через дорогу за маленьким недоноском. Крыс был точной копией Джона Эдгара Гувера. Он побежал вверх по Бродвею — только розовые лапки засверкали — и крикнул через плечо:

— Эй, малый, выбери себе добычу по размеру!

Крыс юркнул в трещину в стене и навсегда исчез из моей жизни. Проклятие! Я выругал себя: никогда мне не стать для своей подруги Лелапом, чудесным псом, от которого не мог убежать ни один зверь! Мэрилин поймала меня за шкирку.

— Я Лелап, — сказал я. — Он охранял маленького Зевса!

— Плохой пес! — воскликнула Мэрилин. — Нельзя так убегать! Как ты не понимаешь — с тобой же что угодно могло случиться!

— Моим хозяином был Кефал из Афин, он натравил меня на Тевмесскую лисицу, бич Фив.

— Тихо, Маф! Растявкался тут, — сказала Мэрилин. — Я просто испугалась, когда ты выскочил на дорогу.

Звери бывают хорошие и плохие, это точно. Адониса убил вепрь — плохой зверь. Актеон превратился в оленя и был растерзан собственными охотничьими собаками — они тоже плохие. Джерри шваркнул Тома сковородкой по голове и спихнул с крыши. Плохой зверь. И вот он я: в компании преочаровательной, шикарной леди чувствую себя Этоем из поэмы Вергилия, невзнузданным, роняющим крупные слезы — а все потому, что попытался оказать яростное и справедливое сопротивление Мерзости.

— Я хороший, — жалостно проскулил я, тыкаясь носом ей в руку, пока мы залезали обратно в машину.

Мы поехали проведать Сэмми. По дороге Мэрилин со мной не разговаривала, но я не очень-то переживал на этот счет. Когда дело доходит до человечьих обид, я всегда придерживаюсь одной политики: прости их, ибо не ведают они, что творят. Я позаимствовал этот принцип у одного великого человека, Deus absconditus, незримого Бога, чей сын Иисус говорит так в кино о людях, которые вбивают в него гвозди. Думается, я видел это в фильме Сесиля Б. де Милля «Царь царей» — немного перебор, если хотите знать мое мнение. Ну да не важно; словом, его распинают на кресте, толпа воет и плачет, а потом он вскакивает на ноги, точно кот Сильвестр или Хитрый Койот после падения с огромной высоты. Мэрилин велела водителю ехать в «Копакабану» на Восточной Шестидесятой улице, отвернулась к окну и стала смотреть на витрины — я тыкался мордой ей в ладошку, а наш автомобиль медленно катил прочь от центра города. Наконец она смягчилась и погладила меня по носу.