Взгляды на жизнь щенка Мафа и его хозяйки — Мэрилин Монро - [18]

Меня она не заметила. Мэрилин слушала так, как слушали в старые добрые времена: готовясь узнать что-то новое, измениться, постичь неожиданную мудрость, которая все перевернет. Она то грызла ногти, то теребила телефонный провод… Для моих голодных ушей это был настоящий пир.

— Да, такое тоже возможно… Да, я все это знаю… Роль не для меня… Но неужели тебе никогда не хотелось чему-нибудь удивиться, Лью? Ну то есть встать и не… Бог мой, как это унизительно. Я не хочу пародировать саму себя, ясно?.. Что ж, мне очень приятно это слышать, Лью… я действую на человеческое подсознание. Может быть. Надеюсь. Какую роль? Эту? Вряд ли. Я могла бы стать другим человеком. Разве это невозможно? Я знаю, какая она — вовсе не такая. Я теперь борец за свободу, Лью.

Она рассмеялась и плеснула в бокал шампанского из бутылки, которая стояла рядом с телефоном.

— Ты меня слушаешь, Лью?.. Я чудовище, понятно? Смирись с этим. А теперь слушай… Но… Да, нервы — это у меня врожденное… Послушай, Лью…

Я никогда не видел, чтобы люди были так поглощены телефонным разговором. Мэрилин как будто начисто забыла про Фрэнка, а меня заметила, только когда положила трубку.

— Ух ты! — воскликнула она. — Бог мой! Надо же! Хэтти! Лена! Фрэнки! — Женщины, которые умеют восклицать шепотом, мне больше не попадались. Мэрилин взяла меня на руки и расцеловала словно героя, вернувшегося с войны. На миг я действительно почувствовал себя особенным: она так сжимала меня в объятиях, будто уже не надеялась, что я вернусь домой.

Да, встретили меня на славу, товарищи. В комнату влетели слуги Мэрилин и хохочущий Фрэнки.

— Ну как?

— Он прелесть!

— Ах, Боже мой.

— Малыш, какой малыш!

— Совсем кроха!

— Я подобрал эту собачонку на Западном побережье. Он родом из Англии.

— О, истинный джентльмен!

— Похоже на то… Он чудесный, Фрэнки!

— Вот и славно, малышка. Дарю его тебе.

— Я от него без ума!

— Мать Натали Вуд занимается собаками, — сказал Фрэнк. — Находит их и… ну, вроде как коллекционирует. Так я и добыл этого мальца.

Кухарка Хэтти и домработница Лена покинули комнату в облаке теплых и нежных восклицаний. Похоже, они мне обрадовались.

— У каждой девушки должен быть мужчина в доме, — сказал Фрэнк.

Глаза Мэрилин наполнились слезами.

— Бог мой!

— Как назовешь? — спросил Фрэнк. Она потерлась ледяным носом о мой нос.

— Этого маленького бандита? Ну надо же!

— Мне нравится «Бритт», — предложил Фрэнк.

Баюкая меня на руках, Мэрилин выглядела очень нежной; длинный светлый локон падал ей на глаза. Она затаила дыхание и обворожительно улыбнулась.

— В смысле — британец, англичанин?

— Не-е, — ответил Фрэнк. — В честь новой жены Сэмми. Она шведка. Бритт — прекрасное имя для блондинки.

— Нет, он же бандит. Назову его Мафия — Красавчик Мафия.

— Отлично придумала, малышка.

Мэрилин поцеловала меня еще раз и безудержно захихикала.

— Нравится?

— Свежо. Ты обчиталась газет, дорогая.

— Что ты, я их вовсе не читаю. Если мне хочется увидеть себя, я смотрю в зеркало.

— Я тебе покажу мафию, разбойница! — Фрэнк улыбнулся и пошел искать свое пальто.

Сиззл, Мальтиец, Красавчик Мафия. Сколько можно? Когда это прекратится? Скотт Фицджеральд однажды сказал, что нельзя написать хорошую биографию писателя, потому что в писателе, если он чего-то стоит, живет слишком много людей. Я с этим согласен. Полностью. Писатели много значили для Мэрилин. В Нью-Йорке она всюду таскала с собой толстый русский роман. Мэрилин читала очень медленно и, вероятно, была о нем излишне высокого мнения. С книгой ей казалось, что она не одна.

Так я получил кличку Красавчик Мафия — сокращенно Маф. На Восточном побережье дни плавно перетекали один в другой. Впервые после отъезда из Англии я почувствовал себя уверенно: у меня появилась надежная постоянная компания, всегда одна и та же горничная и одна домработница. Видимо, мне предначертано получать удовольствие даже от самых коротких пребываний где бы то ни было, и все же ту квартиру в доме номер 444 я и по сей день считаю своим настоящим домом. Мэрилин была странным и несчастным созданием, но в то же время в ней от природы было больше юмора, чем во всех остальных моих знакомых. Больше юмора и больше искусства. Упрямый отказ от нелепостей жизни был не для нее: Мэрилин так тонко чувствовала юмор и нравственные драмы, что все корифеи психоаналитической Вены пришли бы от нее в восторг. Она быстро стала моей лучшей подругой.

— Маф, сегодня у нас фрикадельки. — То была Лена Пепитон, которая занималась гардеробом и иногда стряпала. Большую часть времени она проводила в чулане: чинила подол какого-нибудь облегающего платья от Жана Луи, нашивала отлетевшие пайетки, откусывала нитки, но иногда выходила на кухню и готовила для всех большой итальянский ужин. Работала Лена под офортом Ренуара «На пляже в Берневале». Я всегда считал, что Ренуар перегибает палку: все эти легкие, бесконечно прелестные штришки — у меня от них голова болит. Тело должно быть немного безобразным, чтобы жить. Вот Фрэнк — другое дело, он знал толк в уродстве: он подарил Мэрилин набор золотых зажигалок с логотипом своего курорта и казино, которые теперь лежали на полке рядом с подносом зубочисток и томиком «Мадам Бовари».