Взгляды на жизнь щенка Мафа и его хозяйки — Мэрилин Монро - [22]
— Молодец, — шепнул Родди Макдауэлл на ухо Мэрилин. — Этот прекрасный новый президент Сэмми с женой — с белой женой — к себе на прием не пустил. Из страха не угодить южным штатам.
— Да уж, — ответила Мэрилин. — Кроме шуток.
— Сэмми пришлось отложить свадьбу: ее сыграли после выборов. Заставил крошку подождать, а? Не хотел ругаться с президентом.
— Тебя уже познакомили с невестой?
— Шутишь? Она скрывается. Когда последний раз Сэмми хотел жениться на блондинке, вся страна решила его линчевать.
— Она шведка, между прочим.
— Ну да. — Родди улыбнулся. — Натуральная блондинка.
— Интересно, что это значит? Да, кстати: катись к черту.
Подали мартини. Подали хайболы. Девочки разгуливали по залу с подносами, и сквозь фруктовые ароматы дорогих парфюмов стал пробиваться запах пота. Гости обмахивались веерами, а наша компания то и дело замирала на месте: приглашенный фотограф отрабатывал хлеб. Мистер Тодаро в кадр не попадал. Мне было приятно сидеть на отдельном стуле рядом с Мэрилин. Суп меня не интересовал: в мисках плавала холодная волокнистая спаржа, к которой никто так и не притронулся (кроме мистера Тодаро: матушка с детства учила его беречь еду). В тарелку Мэрилин упал мух, и я наклонился поближе, послушать, что он скажет. Мух был любителем Эзопа (сплошные скрытые смыслы и прочие высокие материи), но я велел ему умолкнуть и полакомиться сливками: все равно сегодня никто не обращает внимания. Гости напились, и музыка играла слишком громко для нравоучений.
— Знаю, знаю, — сказал я. — Сейчас ты расскажешь мне печальную историю о том, как ты намочил крылышки и не можешь улететь. Погубил себя ради крохотного удовольствия. Ну-ну.
— Ошибаешься, приятель, — ответил мух с бронксовским выговором. — Мои тридцать дней уже позади. Шикарная смерть, скажу я тебе. Будь осторожней с этими ребятами — они не в себе.
— А кто в себе? Не ты. И не я.
— Твоя правда. Но мы-то ребята без затей: принимаем мир как есть и находим утешение в его иллюзиях. А эти люди — нигилисты, дружище. О мире, каков он есть, они говорят, что он не должен был бы существовать, а мира, каким он должен быть, не существует.
— Суши крылья, Харви, — сказал я. — Сегодня мне не до Ницше. Впереди столько интересного!
— Это Шопенгауэр, — поправил меня мух, но тут на него опустили ложку и все кончилось.
Когда Сэмми ушел на перерыв, за наш столик подсела Элла Фицджеральд.
— Привет, крошка, — сказала она Мэрилин и погладила меня за ушком.
— Чудесно выглядите.
— Точно, милая. Когда я утром выхожу на улицу, машины от моей красоты так и останавливаются. Он прелесть! И какой хладнокровный!
— Да уж, просто ледышка, — согласилась Мэрилин.
— А вот и нет, — возразил я. — Здесь адски жарко, и тот англичанин все время поит меня шампанским из своего бокала. Видали? Нет, ну вы посмотрите!
— Холоден и неприступен, — сказала Элла. — Любите собак, мистер Макдауэлл?
— Ну, — ответил Родди, — вы же знаете, как нелегко с собаками и с детьми. А я ребенком работал с собакой — представляете, какое это было испытание?
— Верно, — сказала Элла, — с Лесси.
— Очень умная собака, — заметила Мэрилин.
— Ах, не говори! — кивнул Родди. — Рядом с ней Альберт Эйнштейн покажется Джерри Льюисом.
Официант принес моей подруге записку. Она взглянула на нее и показала Элле. «Мэрилин Монро — достойнейшей из людей в целом и женщин в частности. От Брендана Биэна». Дамы подняли глаза и увидели взъерошенного человека с ясным лицом, который сидел в трех столиках от нас и призывно поднимал бокал. Мэрилин послала ему воздушный поцелуй и спрятала карточку в сумку.
— Писатель? — спросила Элла. — Ирландец, наверное. Драматург?
— Конечно, — ответила Мэрилин. — Они слепы, но умудряются все видеть.
— Писатели в целом?
— Драматурги в частности.
Они засмеялись. Я решил, что мистер Макдауэлл — лучший друг женщин. Он всегда умел непринужденно уделить внимание тому, что имело для них значение. Например, однажды Родди сказал, что французы, должно быть, по-настоящему любят женщин, ведь они изобрели биде, — именно за такие наблюдения дамочки души в нем не чаяли.
— Этот куда дружелюбней, — сказал он, не глядя на меня. — Лесси, признаться, строила из себя примадонну.
— Да вы что! — воскликнули обе дамы.
— Именно примадонну, — подтвердил мистер Макдауэлл, жуя оливку. — Совсем как вы. Впрочем, она и была примадонной.
Наше веселье привлекло внимание Фрэнка. Он ничего не имел против голубых. Он к ним привык. Его только беспокоило, что они над ним посмеиваются.
— Над чем смеетесь? — спросил он.
— Родди рассказывает нам о гениях, с которыми ему довелось играть, — объяснила Мэрилин.
Сэмми вернулся на сцену. Пока он переодевался, прозвучала довольно длинная интерлюдия на маракасах.
— Кстати о гениях. Мы с Ричардом Бертоном сейчас играем в «Камелоте».
— Да, я видела афишу на Сорок четвертой улице.
— Тебе б еще Ибсена поменьше, — сказала Мэрилин.
— Пошла к черту.
— А в следующем году я буду работать с Ричардом и Элизабет. «Фокс» снимает «Клеопатру».
