Взгляд василиска - [175]

Нырнули, вынырнули, поцеловались — да так, что снова ушли под воду — вернулись к воздуху и свету, чтобы хлебнуть немного кислорода и тут же снова впиться жадными губами в губы любимого человека, что, в свою очередь, означало новое погружение. И так раз за разом, пока «народ» с пирса не потребовал, «прекратить безобразие», но Реутов был готов прекратить его только отчасти и выбрался из воды, по-прежнему держа Полину на руках.

— Ты бы поаккуратнее, мил человек, — подмигнул ему Греч, держащий на руках обнимающую его за шею Веронику. — Ребенок все видит…

— Миль пардон, дамы и господа! — Улыбнулся Реутов, только теперь — в принципе, впервые, — по-настоящему рассмотревший стоящую рядом с Марком Зою и обративший внимание на то, что даже обычно сдержанная в выражении чувств Лилиан раскраснелась сейчас, и в глазах ее и улыбке присутствует такое, чего Вадим в них еще ни разу не видел.

— Шампанское есть? — Спросил Давид.

— Нет… — Кажется, это была Зоя.

— А что же мы будем пить?

— Мы пьем «Капиринью»[178]- объяснила Полина.

— А смешивает кто? — спросил Давид.

— Лино.

— Ну, и где этот Лино? — Вступил в разговор, ухвативший главную мысль, Вадим.

— Вон там…

Но он уже и сам увидел невысокого, но отлично сложенного мулата в цветастой рубашке и белых штанах чуть пониже колен.

— Эй, приятель, — окликнул Реутов парня по-испански и пошел навстречу, по-прежнему не выпуская из рук самый ценный приз своей жизни. — Ты как с ним общаешься?

— По-франкски. — Объяснила Полина, которой и самой, судя по всему, не хотелось покидать руки Вадима. — Он понимает.

— А… Ну-ну. — Вадим приблизился к юноше, с оторопью и восторгом смотревшего на такого большого человека, и улыбнулся: — Привет, парень! Тебя зовут Лино?

— Здравствуйте, сеньор, — поклонился юноша. — Лино Вальдес к вашим услугам, сеньор.

— Из чего ты смешиваешь Капиринью, Лино?

— Из кашасы, сахара и лайма, — парень был обескуражен таким простым вопросом. Это же очевидно, не так ли, что Капиринью делают из…

— Какая у тебя кашаса, парень? — Усмехнулся на его недоумение Реутов. — Вот в чем вопрос.

— Самая лучшая, сеньор… Самая…

— Верю! — Остановил его Вадим. — Как называется?

— Питу…

— Фабричная?

— Что значит?…

— Хорошо, хорошо! — Снова остановил его Вадим. — Пойдем, ты покажешь мне бутылку.

И они пошли к «лежбищу котиков», то есть, к тому месту, где недалеко от линии прибоя в тени тента стояли белые парусиновые шезлонги и легкие деревянные столики со всякими разностями, среди которых находилась и бутылка кашасы, судя по выступившей на ней испарине, совсем недавно извлеченная из переносного холодильника.

— Так, — сказал Реутов, принимая вес Полины на одну руку, а другой беря со столика бутылку. — И что же мы, милостивые государи, имеем с гуся? Шкварки, топленый жир и, разумеется, мя… Господа, это же кашаса с фазенды! Вы понимаете, о чем речь?

— Я да! — Откликнулся Давид.

— А я нет. — Сказал Марк.

— Это дорогой сорт, — объяснил Давид. — Вообще непонятно, как она сюда попала. Обычно такие партии выпивают прямо в Бразилии.

— Это что-то меняет?

— Разумеется, — усмехнулся Вадим, делая сильный глоток прямо из горлышка и протягивая бутылку Гречу. — Попробуй.

— Да! — коротко прокомментировал дегустацию Марк и передал бутылку Давиду.

— Хороша! — Улыбнулся тот, довольный вкусом напитка. — Вот, что, Хулио… — Сказал он, переходя на испанский.

— Я не Хулио, я…

— Да-да, — прервал его Давид. — Дамам коктейли, нам чистую кашасу в стаканах для виски и со льдом. Ты все понял?

— Да!

— Молодец! — Усмехнулся Давид. — И вот еще, что, Лино. Перестань заглядываться на наших женщин. И не мечтай… а будешь продолжать в том же духе, я лично выдерну тебе ноги и скормлю акулам, и поверь — я не шучу.

6.

— А если серьезно? — Лили не сердилась — за что тут было сердиться и на кого? — но пройти мимо очевидного было невозможно, а дальше каждый реагировал в силу своего темперамента и образования.

— Тебе что-то не нравится? — Поднял бровь Давид.

— Напротив, — улыбнулась Лили, с откровенным интересом рассматривая «сеньора Гонзалеза». — Мне начинает нравиться, — она чуть прищурилась, как делают знатоки на демонстрации художественных лотов. — И это меня серьезно беспокоит.

— Что конкретно тебя беспокоит? — Уточнил Вадим, решивший, что самое время прийти на помощь другу, тем более, что некоторые, особенно пристальные взгляды Полины лучше всего было нейтрализовать прямо сейчас, чем оставлять на потом.

— Видишь ли, Вадик, — в голосе Лилиан определенно что-то вызревало, то ли смех, то ли истерика, то ли еще что-то. Знать бы только, что! — Видишь ли, Вадик, глядя на этого плэйбоя, — она кивнула на Давида и снова скосила глаза на Реутова. — Я начинаю сомневаться в объективности окружающего меня мира. Ты можешь поверить, что этот гладкий типчик был когда-то генералом морской пехоты?

— Нет, разумеется, — усмехнулся Вадим, раскуривая сигару. Изменения, произошедшие в его жизни, вели Реутова по скользкой дорожке экспериментов с «чужими привычками», и сигары, как ни странно, прижились, как родные. С первого раза. Впрочем, сейчас речь шла отнюдь не о табаке. — Этот, как ты выразилась типчик, Лили, лет на двадцать моложе генерала Казареева, да и с каких это пор испанцы из Макао стали служить в морской пехоте Аргентины?