Взгляд на жизнь с другой стороны - [20]

Однажды, помогая деду в огороде, я раскопал большую ценность. Я копал возле самого забора, и вдруг лопата хрустнула о что-то железное. Я вытащил ящичек с револьверными патронами. Где-то рядом с нашим домом проходила линия обороны, а с войны прошло не так уж много времени и, если хорошо поискать, можно было найти всё что угодно. Из неразорвавшихся снарядов мы выковыривали или вытапливали тол, находили снаряды редко в лесу, в явных же местах, к примеру, в полуразвалившихся дзотах, как это принято в Росси было до невозможности засрано. Колупаться там было противно.

Что-то из находок я отвёз в Москву, в школьный музей. В подвале школы был музей боевой славы. Ребята еще в пятидесятых годах ездили по лесам собирали старые каски, штыки. Было несколько винтовок, ППШ с подгнившими прикладами, помятый «Шмайсер» и вполне ремонтабельный пулемет Максим. Тогда власти к этому относились спокойно.

Но не в оружии дело, в Туле вообще мне было очень интересно. А, кроме того, это ж были каникулы. Признаком их наступления для меня были желтые цветочки акации во дворе, я любил их отрывать и сосать оттуда сладкий нектар.

Отъезд в Тулу выглядел следующим образом. Родители брали такси на стоянке возле нашего дома. Обшарпанная 21-я Волга увозила нас на Курский вокзал. Там мы садились в поезд дальнего следования Москва – Адлер, Москва – Батуми и т. п. Как только поезд трогался с места, немедленно все пассажиры выкладывали съестные припасы и начинали есть, как будто бы до этого момента у всех был великий пост. Припасы были стандартными: вареная курица в газете, крутые яйца и молоко в водочной бутылке, заткнутой той же газетой. Усатые кавказские проводники разносили чай.

На Московском вокзале в Туле мы опять садились в такси. По сравнению с этой машиной московский рыдван казался почти новым, но к дому подъезжали с шиком. Поцелуи, ахи-охи. На следующий день бабушка жарила котлеты с картошкой, доставала из погреба соленые огурцы, моченые яблоки, квашеную капусту в полувелках. Дед брился (пойду, говорит, поброюсь по такому случаю) и доставал графин с самогоном. Хотя чаще родители привозили с собой водку. В магазине покупалась бутылка кагора и вкусная газировка. Газировки тогда еще были настоящие, на натуральном сиропе. Дюшес пахнул грушей, а ситро яблоками. Котлеты у бабушки были просто замечательными, она как-то умела перемешать фарш и добавить чесночку «в припорцию». В общем, было весело. И Бог из угла со своей рюмкой поддерживал общее веселье.

Но настоящая жизнь начиналась, когда родители уезжали. Я вливался в общую компанию. Соседи, которые давеча сюсюкали с моими родителями, говорили: «Опять шпана московская приехала! Опять житья от него не будет». Почему? До сих пор не понимаю, что я им плохого сделал.

В основную компанию входили: Химик (кличка), Шуптик (фамилия, с которой и клички не надо), Хомяк (кличка по фамилии); мои двоюродные братья: Володя (кличка – Лавыга), и Юрка, без клички. У меня тоже клички не было, звали по имени. Остальные клички получили в школе №1, я же учился в Москве, а Юрка в центре Тулы, рядом с домом. Еще были: Арамис и Кыла (Коля) – сказочный персонаж, Квазимодо. Единственной девочкой первое время была моя сестра. Чем она занималась днем, не помню, а когда темнело, она приходила на скамейку играть в сидячие игры, колечко и проч.

Самым интересным был Саша Химик. Вечно облупленный на солнце нос картошкой, белесые волосы и хитрые глазки. Не знаю, за что больше его прозвали химиком, за хитрость глаз или бесконечную изобретательность. Например, он изобрел порох (в масштабах нашей улицы, конечно), нашел где-то рецепт. Мы накупили компонентов – серу в стеклянной банке с железной крышкой не помню где (не исключено, что ребята украли в школе), селитру покупали как удобрение на колхозном рынке, а древесный уголь терли сами. Порох использовался не только для стрельбы из поджигов, главное – мы делали ракеты (Енисей не перекрывали). Первой ступенью служила гильза десятого калибра, тогда еще такие встречались, второй, поменьше – двенадцатого, третьей, самой маленькой – шестнадцатого. Всё это обклеивалось картоном со стабилизаторами. Снизу и между ступенями вставлялись рулончики фотопленки, которая тогда делалась из нитроцеллюлозы и хорошо горела. Самое главное было составить правильную пороховую смесь, чтобы она горела достаточно быстро, но и не взрывалась. Всё равно взрывалась, дрянь такая. Это, конечно, была неудача, но смотреть, как взрываются на старте всё три ступени по очереди, было тоже весело.

У Сашкиного отца был привезенный с войны БМВ с коляской, а для Саши хранился маленький мотоцикл, тоже немецкий, довоенного производства, но кататься мы на нем стали несколько позже.

У Химика был младший брат – Даун, деревенский дурачок. Настоящее его имя было Сережа, но все его звали Фомой. Над ним смеялись, но не обижали.

Хомяк смотрелся идеальным туляком, примерно таким, какого сыграл Р. Быков в фильме «Служили два товарища». Маленький поджарый, обтянутый загорелой кожей, себе на уме и злобный, как хорёк, если его задеть за живое. Однажды моя мать вернулась из Франции и почему-то приехала почти сразу в Тулу. Она рассказывала нам о Париже и деловых встречах. Хомяк молча слушал и вдруг торжественно встал и на полном серьезе спросил: