Взгляд Медузы - [61]

Он отправил сообщение о том, что не придет домой. Без каких-либо объяснений. Он не желал опять сочинять какое-нибудь вранье.

Было уже половина восьмого. Одну бутылку они почти опустошили. Бия пыталась дозвониться до него, но он отключил звук. Она прислала сообщение: «Что происходит, Аксель?» Этот вопрос принес ему облегчение. Теперь ему хочешь не хочешь придется с ней объясниться. «Завтра расскажу», — ответил он.

— Твой отец был героем войны, — вдруг сказала Мириам.

Аксель разлил по бокалам остатки вина. Он не удивился тому, что она знала о его отце.

— Настоящий норвежский герой войны, — подтвердил он. — У нас же есть даже такое понятие — «парни из леса». Ему пришлось целую зиму прятаться в маленькой избушке, одному как перст, в сотнях километров от человеческого жилья.

— Я много слышала о войне в Норвегии, — сказала она. — С тех пор как я приехала сюда, я от многих слышала, что Германия была побеждена благодаря отважным норвежцам. Я даже побывала в такой избушке, о которой ты рассказываешь, глубоко-глубоко в лесу. В потайном подвале у них был оперативный центр. Дедушка хозяина избушки был тем, кого потом называли… как это… проводником?

— Правильно.

— Он помогал людям переправляться в Швецию. В конце концов его схватили и отправили в концентрационный лагерь.

Аксель откупорил вторую бутылку.

— Это было смертельно опасное занятие, — кивнул он. — Когда мы были маленькими, отец нам начертил целую сеть таких избушек и маршрутов пересечения границы. По карте он всеми этими путями прошел вместе с нами. Он много рассказывал о том случае, когда он чудом спасся от гестапо. Мы каждый раз страшно переживали. Даже Бреде сидел не шевелясь и слушал. А как его звали, ты сказала, того дедушку, который был проводником?

— Этого я не помню, Аксель. Не могу же я всего помнить, что-то приходится и забывать.

Ему показалось, что она как-то исподволь пытается разговорить его, что ей хочется, чтобы он еще порасспрашивал ее о том, что же это приходится забывать, хочется посвятить его в истории, которые связаны с ее прошлым, завести его в них как в лабиринт. Под конец будет невозможно выбраться оттуда.

Он спросил:

— А ты умеешь забывать?

Ее брови взметнулись кверху и дрогнули пару раз. Она не ответила.

— Если бы я попросил тебя об этом, смогла бы ты забыть то, что у нас с тобой было?

Она прильнула к нему:

— Ты говоришь так, будто все это уже в прошлом.

Он близко подошел к тому, что собирался сказать, но смалодушничал. Ухватился за другую мысль, вроде бы пустяковую:

— Ты забыла конверт в кабинете, который мы отвели тебе для работы в клинике.

Он не стал говорить, что чуть было не открыл его, не сунул нос в ее жизнь, о которой он меньше всего хотел бы знать.

— Забери его с собой в следующий раз, когда придешь, — сказала она задумчиво. — Если ты придешь.

Она снова предоставила ему возможность сказать то, что он собирался сказать, идя к ней.

Где-то далеко звонит телефон. Это ему звонят, но он не может понять, откуда раздается звук. Он лежит на каменном полу, ему холодно. По лестнице к нему спускается Бреде. Это не Бреде. Это Том спускается, ступенька за ступенькой, и никак не может добраться до него.

Аксель открыл глаза в темноте, сел в постели, услышал размеренное дыхание Мириам. Глаз едва различал ее волосы, раскинувшиеся по подушке. Книги на полке и фотография офицера в морской форме обрели очертания. Это было единственное фото, которое он у нее видел. Должно быть, ее отец. Он не стал спрашивать. Ему вдруг вспомнилось последнее, что он ей сказал перед тем, как она уснула: «Как-нибудь я расскажу тебе кое-что о моем брате-близнеце». — «Как-нибудь?» — пробормотала она в полусне. «Когда я приду в следующий раз, — сказал он. — Ты будешь первой, кто про это узнает. Про то, что случилось тем летом, когда его отослали из дому».

Было без двух минут пять. Он тихонечко оделся. В прихожей он подобрал с полу туфли. Повеяло каким-то гнилостным запахом, и ему вдруг показалось, что это от него самого так пахнет. Он приоткрыл дверь квартиры — запах усилился. Он попробовал открыть дверь пошире — что-то мешало. Он поднажал, дверь открылась наполовину. И Аксель сразу понял, что же напоминал ему этот запах: анатомичку, вонь при вскрытии. Он зажег свет в прихожей. Лампа отбросила желтоватый конус света на площадку лестницы. Там лежала человеческая рука, изодранная в клочья и окровавленная. Он кинулся к двери и, спотыкаясь, вышел в одних носках, встал во что-то мокрое и липкое. Лежавшее там и не дававшее открыться двери тело было обнажено. Это была женщина, без ног. Волосы превратились в комок запекшейся крови, лицо было разодрано. Глаз он не смог разглядеть. Он осторожно вернулся назад в прихожую, защелкнул дверь.

Из алькова послышался голос Мириам. Она позвала его по имени. Он, шатаясь, пошел к ней.

— Где ты был? Чем это пахнет? Аксель, почему ты ничего не говоришь?

Он прокашлялся:

— Там… опять это случилось.

Она выскочила из алькова:

— Что случилось?

Тело не слушалось его, ноги подгибались, он вцепился в спинку стула:

— За твоей дверью.

Она тут же направилась туда, он удержал ее:

— Там кто-то лежит, Мириам. Женщина.