Взгляд Медузы - [47]

— Это женщина, которая живет в квартире ниже этажом, — пояснила Мириам. — Ей нужно было поговорить с кем-нибудь. Я сказала, что у меня гости. Придется заглянуть к ней завтра утром, перед тем как ехать на занятия.

— А она что, не работает?

Мириам остановилась перед ним. Он ощутил ее запах, подумал, что и запах может парализовать.

— Только врач мог задать такой вопрос, — поддразнила она его. — Вы работаете? Вы получаете пособие по инвалидности?

Он мог бы протянуть руку, провести ею вниз по ее спине, до резинки в поясе брюк. Было чуть ли не больно сдерживать себя.

— А ты боишься превратиться в типичного врача, — заметил он.

— Врач Аниты не особенно старается ей помочь. Для него она прежде всего случай из практики.

— Анита — это твоя соседка?

Мириам кивнула:

— У нее все так ужасно сложилось! Она осталась одна с Викторией, ей пришлось очень много работать, чтобы свести концы с концами. Два года тому назад к ней пришли из инспекции по делам несовершеннолетних и провели в квартире пару часов. Она не знала, зачем они приходили. А через неделю после этого они снова пришли и забрали у нее Викторию.

— Уж наверное, у них были для этого какие-то основания.

Пока еще получалось вести нормальный разговор — о соседке, о чем угодно. В тот самый миг, как один из них не найдет что сказать, это и случится.

— Никаких серьезных оснований у них не было, — возразила Мириам. — Кто-то в детском саду уверял, что Виктория недостаточно тепло одета и всегда кажется голодной. Вот они и решили действовать. Анита когда-то раньше употребляла наркотики, но после рождения Виктории завязала.

— А ты уверена в этом?

— Зачем бы ей врать мне?

Ему было больше нечего сказать. Он схватил ее за руку и потянул вниз, на диван.

— Ты надолго можешь остаться, Аксель?

Она вынула заколки из волос, распустила их по спине. Прильнув лицом к ее затылку, он вдыхал ее аромат. Остаться у нее он не мог.

Кто-то наклоняется над ним, неотрывно всматривается в его лицо. Он отворачивается. На берегу озерца стоит Мириам. Он идет к ней, чтобы обнять ее нагое тело, а она, удаляясь от него, начинает медленно входить в воду. Он следует за ней. Озерцо разрастается, закрывая весь горизонт. Тогда она бросается в воду и ныряет.

Он проснулся рано утром, в половине шестого. «Чего ты от меня ждешь, Мириам?» В комнате было тихо. Через чердачное оконце падал свет. Он проспал три с половиной часа и чувствовал себя отдохнувшим. Вдыхая ее аромат, спустился лицом от плеча к подмышке. Запах ее пота был резок и напоминал запах целебных трав. Она лежала к нему спиной, все еще обхватив рукой его член, и, когда он попытался высвободить его, она сжала пальцы, будто отказываясь выпустить его. Он раздвинул ее ягодицы и протиснулся внутрь между бедрами.

— Чем это ты занимаешься? — пробормотала Мириам в полусне, подтягивая колено под себя.

Чтобы проскользнуть в нее, Аксель обхватил ее колено рукой и приподнял. Потом он так и остался лежать не шевелясь.

— Ты не спишь? — прошептал он ей на ухо, когда она начала потихоньку вращать попой, прижимаясь к его животу.

— Сплю, — шепнула она. — Не буди меня.

Он положил на хрустящий хлебец ложечку клубничного варенья, отпил глоток кофе.

— Аксель, — позвала она из алькова, — куда ты дел мою футболку?

Он дожевал и проглотил.

— С твоим именем красными пайетками? Заберу ее с собой. На память о тебе.

Она тут же возникла в дверях, завернувшись в полотенце:

— Я серьезно, не могу ее найти.

Он поймал себя на том, что постукивает обручальным кольцом по кофейной чашке:

— В последний раз я ее видел, когда ты воспользовалась ею, чтобы вытереться. Удалить оставленные мною следы.

— Я ее бросила на пол рядом с альковом, а сейчас ее там нет.

— А ты что, собиралась ее сегодня надеть? Всю в пятнах?

— Дурак! — в шутку рассердилась она, подошла к столу, обвила его шею рукой и устроилась у него на коленях. — Тебе обязательно уходить?

— Уже пора.

Она подняла голову и заглянула ему в глаза:

— А ты вернешься?

Спускаясь по неровной, покосившейся лестнице, Аксель остановился перед дверью квартиры этажом ниже. Мириам была так расстроена из-за того, что дочери соседки больше не позволяют там жить. Когда он подумал об этом, его мысли перескочили на его собственную семью. Вчера он послал Бии эсэмэску. Объяснил, что ему пришлось остаться на ночное дежурство, — такое иногда случалось. «О’кей», — ответила она, всего четыре буквы.

На керамической дверной табличке соседки он прочитал вручную выполненную надпись: «Здесь живут Анита и Виктория Эльвестранн». Ему пришла в голову мысль, что эта табличка останется висеть там навсегда, независимо от того, будет ли надпись соответствовать действительности или нет.

Выйдя на улицу, он постоял, вдыхая холодный октябрьский воздух, пропахший выхлопными газами. Он посмотрел вверх, на окошко Мириам на четвертом этаже, на серо-черное небо над крышами домов. Было утро четверга. Неторопливо шагая к тому месту, где он припарковал машину, он подумал: «Сегодня вечером я должен поговорить с Бией».

То, что только что прозвучало, — это звуки твоего дыхания во сне. Сейчас утро четверга. Половина седьмого. Сижу вот за утренней газетой и чашкой кофе, как любой другой человек, который рано встал, потому что ему пора на работу. Прошло не больше трех часов с тех пор, как я записал звуки твоего дыхания. Вашего. И много раз прослушал эту запись уже здесь. Ты наверняка тоже уже на ногах. Тебя снедает усталость, потому что ночью тебе выспаться не удалось. Бессонница заставляла тебя ворочаться и постанывать во сне. Это тебя, должно быть, совесть мучила. На тебя похоже. В газете напечатано много материалов о женщине, найденной во Фрогнер-парке. Могу себе представить, как у тебя вытянулось лицо, когда выяснилось, кто она. Тебя гложет тревога, от нее все внутри переворачивается. Ты еще не понимаешь, в чем тут дело. Но ты слышишь неясный звук вдалеке и постепенно осознаешь, что он приближается. Ты умеешь слушать. И поэтому то, что тобою сделано, предстает в неприглядном свете. Этого уже не исправить. Того, что я тогда совершил, тоже не переделать. Но теперь я совершил такое, что еще гораздо хуже, и тогда все это уже не играет никакой роли.