Вызов Запада и ответ России - [7]

Католическая церковь не могла не отреагировать на процессы, связанные с Реформацией: светские правители получили в католических странах силу и власть прежних первосвященников. Католицизм перестал быть тотальным. Ради выживания он обратился к искусствам, к более рациональной теологии и более секулярным методам общения с паствой. Бог западного человека после Реформации перестал быть суровым утешителем — как это было везде за пределами Западной Европы — он стал устроителем общественного выживания на основе мобилизации собственных сил каждого человека. Перенеся позднее крест через все океаны и все материки, миссионеры вдохновлялись приобщением других к богу, пострадавшему за человека. Эта гуманизация религии дала западному человеку мощь носителя божественного начала. Не полагаться на бога, а своей энергией доказать преданность его замыслу, не прятать ум в слепой вере, а открыть его для невиданных чудес природы, созданных богом, но познаваемых разумом — стало главным в новом отношении верующих к миру.

Четвертое обстоятельство, произведшее новый тип человеческого сознания — изобретение Гуттенбергом печатного станка. Редкие взлеты человеческой мысли, прежде распыленные в различных частях бедной маленькой Европы (в монастырских кельях удаленных монастырей) после 1572 года получили возможность воспроизведения, фиксации, распространения во многих экземплярах. Творения титанов мысли, карты путешественников, труды астрономов получили возможность распространяться и храниться. Нигде в мире человеческая мысль не получила столь твердого основания для осмысления мира каждым человеком. Печатный пресс сделал Библию достоянием христианской семьи, приумножил значение античного наследства, позволил заняться рациональным освоением земного пространства и мировой истории. Книга — сохраняемое и распространяемое средство накопления опыта — стала главным орудием Запада. Пройдут столетия, прежде чем книга займет подобное место в жизни других народов. Но к этому времени Запад добавит массу новых технических изобретений, научится использовать то, что было изобретено другими народами. Начало же пути — нелепые наборные диски Гутенберга, способствовавшие становлению Запада на несколько веков раньше других частей света.

Относительно мирное развитие, отсутствие уничтожающих завоеваний, усвоение античного наследия (Ренессанс), изобретение книгопечатания, изменение отношения к Богу (протестантизм и установление светской власти в католических странах), просвещение, развитие науки и промышленности обусловили уникальность Запада. Гете гениально упростил сюжет: Фауст просит у темных сил земного всемогущества, он готов держать ответ потом. Стремление к земному всемогуществу стало основой всепобеждающего типа мышления западного человека. Фаустовский тип мышления преобразил расу хлебопашцев и прибрежных мореплавателей. Их внутренняя раскрепощенность, взрыв их энергии сделали Землю, впервые опоясанную Магелланом в кругосветном путешествии 1519–1522 гг., всего лишь островом, окруженным четырьмя океанами. Пространство оказалось замкнутым, теперь его надлежало исследовать и соответствующим образом использовать. Когда читаешь западноевропейских путешественников, отважно бросившихся покорять континенты, то поражает, прежде всего не стиль, не свежесть впечатлений, не литературный талант, а стальная, несокрушимая уверенность пилигрима в себе, взгляд на все эти необозримые царства китайских богдыханов, индийских могулов, оттоманских султанов и русских царей, как на своего рода миражи, которым еще предстоит знакомство с подлинно значимым миром — западноевропейским. Волею истории, географии и прекрасного наследия западноевропейцы обретают главное оружие, обеспечившее вызов Запада: веру в собственные силы, убежденность в постигаемости мира, уверенность в достижении любых рационально поставленных целей, в господстве разума над иррациональной стихией, спонтанную внутреннюю коллективную солидарность, способность без мучений обеспечить коллективное творчество, безукоризненную общую память.

Главное, что отличало Запад от остального мира, это — неутолимая и неистребимая воля «достичь предела», мистическая вера в свою судьбу, беспардонная практичность, отношение к миру, как к арене действий, где каждый шаг должен быть просчитан, где обстоятельства времени и места рассматриваются как объекты манипуляции. Восприятие жизни как имеющего цель путешествия, как арены целенаправленных усилий явилось самой большой особенностью Запада, вставшего на путь исключительно успешной глобальной экспансии. Прометеевский вызов высшим силам, проявившийся в самоутверждении «фаустовский комплекс» более всего отличают западное видение мира от любого другого.

Рассуждая о фаустовской душе, Шопенгауэр предложил формулу — «мир как воля и представление». Отдавая в возвышении западного человека приоритет волевому началу и отвлеченному мышлению, О. Шпенглер охарактеризовал первое обстоятельство следующим образом: «Воля связывает будущее с настоящим, мысль фаустовская, а не аполлоновская… Историческое будущее есть даль становящаяся, бесконечный горизонт вселенной — даль ставшая — таков смысл фаустовского переживания глубины. Говоря, что фаустовская культура есть культура воли, мы употребляем только другое выражение для обозначения ее высокоисторического характера. Воля есть психическое выражение «вселенной как истории». После античной личности, находящейся вне истории — целиком в настоящем, западный человек полностью находится в истории. Первого вел вперед рок, фатум. Второго, западного — воля». Для Шпенглера наиболее убедительным в характеристике западного человека было обращение к портретной живописи мастеров, начиная с Ван Эйка до Веласкеса и Рембрандта, «выражение персонажей которых, в полную противоположность египетским и византийским изображениям, позволяет почувствовать борьбу между волей и мыслью — вот скрытая тема всех этих голов и их физиогномики, резко противоположная эллинским идеальным портретам Еврипида, Платона, Демосфена. «Воля» есть символическое нечто, отличающее фаустовскую картину от всех других. Волю так же невозможно определить понятием, как и смысл слов Бог, сила, пространство. Подобно последним, это такое же праслово, которое можно переживать, чувствовать, но нельзя познать. Все существование западного человека — мы подразумеваем, что жизнь, есть осуществление внутренних возможностей — находится под ее воздействием. Такое слово, по возможности принадлежит всему человечеству, а на самом деле имеется внутри только западной культуры». А Кант выразился о феномене западного человека еще лаконичнее: притяжение души господствовать над чужим. «Наше «я» владычествует при помощи формулы вселенной». Главная черта Фауста — безграничная вера в свои силы на этой земле. В поэтической характеристике И.В. Гете: «Я осилю все… И вот мне кажется, что сам я — бог… Брось вечность утверждать за облаками! Нам мир земной так много говорит!.. В неутомимости всечастной себя находит человек… Не в славе суть. Мои желанья — власть, собственность, преобладанье. Мое стремленье — дело, труд».