Вызов - [4]

Он вскинул руку с пистолетом, но тут пуля ударила его в левое плечо и два первых выстрела ушли в небо. Он снова перекатился в сторону, меняя положение. Шляпа слетела с головы, а пули охранника взрывали снег рядом с его телом.

Он опять дважды нажал на спуск. Потом еще раз. Поначалу ему показалось, что он опять промахнулся, поскольку солдат вдруг замер, словно статуя. Но потом тот качнулся вперед, назад, снова вперед и рухнул в глубокий снег лицом вниз.

Он поднялся на ноги, продолжая сжимать в ладони девятимиллиметровую «Беретту».

Первым делом следовало убедиться, что патрульные мертвы. Правда, он и так в этом не сомневался, но береженого Бог бережет. Араби нетерпеливо перебирала копытами, и он повернулся к лошади. Видимо, выстрелы напугали ее, хотя ей уже доводилось слышать такие звуки.

— Ну, успокойся, родная, — сказал он ласково.

Потом склонился над первым охранником. Глаза широко открыты, пульса нет. Затем двинулся к телу второго. Присел рядом, поморщившись от боли в правом колене, пощупал шею. Результат идентичный.

Да, это уже походило на настоящую войну.

А сейчас следовало многое успеть сделать за сравнительно короткое время. Он не питал иллюзий — выбраться отсюда и укрыться в безопасном месте будет очень непросто.

Его левое плечо довольно сильно кровоточило. Рана не была опасной, но вот кровь…

Что ж, логично было предположить, что этот патруль окажется не единственным и небольшие группы солдат перемещаются вдоль всего берега. И они вполне могли слышать выстрелы.

Да, не исключено, что уже скоро «ударники» появятся здесь, возможно, — на вездеходах, от которых лошади не уйти.

Несколько секунд он раздумывал, не забрать ли с собой штурмовые винтовки, но потом решил не перегружать Араби.

Одев пояс, он засунул «Беретту» в кобуру. Потом присел у трупа охранника и вытащил из его патронной сумки две запасных пистолетных обоймы. Это могло пригодиться.

Он нашел свою шляпу, отряхнул ее от снега и водрузил на голову. Маленький пистолет придется хорошенько вычистить, но это ничего. Он спас ему жизнь.

Левое плечо начинало неметь. Он спрятал пистолет в носок и поднял с земли карабин. Перебросил ремень через правое плечо, а потом двинулся к лошади. Там сунул карабин в специальный чехол на седле.

Несколько секунд он нежно гладил шею животного. Араби смотрела на него влажными доверчивыми глазами.

— Вот вам доказательство, — пробормотал он, — что животные ничуть не глупее людей.

И он еще раз окинул взглядом тела убитых охранников.

* * *

Дэвид Холден — в противогазе, чтобы защитить нос от жуткого смрада — присел в яме, вытянул руки и крепко ухватился за чье-то мертвое тело. Потянул.

Это была женщина в офицерском мундире. Разложение уже шло вовсю. В ее голове виднелась черная дырка.

Холден и Стил подняли тело и помогли другим вытащить его из ямы. Дэвид заметил, что Роуз тоже в этом участвует. Их глаза на мгновение встретились.

Холден молча еле заметно кивнул головой, а потом со вздохом вернулся к своей неприятной работе.

Глава третья

Араби, как всегда, почувствовала, насколько он в ней нуждается, и не жалела сил для хозяина. Она быстро и без особого труда свезла его вниз, в ложбину, и направилась к лесу.

Левая рука совсем онемела; он сильно замерз, но кровь — насколько можно было заметить — уже почти не текла. Араби, казалось, прекрасно понимает всю важность своей задачи, ибо ни проскочивший у самых копыт заяц, ни заухавший вдруг в чащобе филин не удостоились даже поворота красивой головы. А ведь при других обстоятельствах лошадь не преминула бы это сделать.

Он купил Араби, когда той был год, и сам вырастил. Ее блестящая, каштанового цвета кожа, черная грива и хвост, широкий лоб арабской породы и изящные сильные ноги пленили его сразу же, когда он ее увидел.

Еще мальчишкой он научился верховой езде на ферме своего дяди в Айове. Там же приобрел первые навыки охотника и рыболова. В молодости жизнь изрядно погоняла его по свету, но охота, рыбная ловля и лошади оставались тем, что позволяло ему время от времени убежать от действительности и погрузиться в собственный мир.

А двенадцать лет назад он сдал свой значок и удостоверение и убежал от действительности навсегда.

Спустя девять лет он купил Араби, самую лучшую лошадь, на которой ему когда-либо доводилось ездить. Умная, послушная, красивая, преданная — что еще надо? Если бы Араби вдруг превратилась в женщину, он бы мог даже жениться на ней. Если бы не Лилли Тубирс. Их отношения стали для него чем-то таким, что не поддавалось пересмотру.

— Тпру, Араби, — негромко сказал он и потянул за повод.

Лошадь тут же остановилась и выгнула назад голову, раздувая ноздри.

Он приподнялся на седле, внимательно оглядывая окрестности — нет ли где еще людей в белых маскхалатах? Одновременно вытащил из стремени правую ногу и теперь сгибал и разгибал ее в колене.

— Похоже, никого больше тут нет, — сказал он, обращаясь к лошади. — Но давай все-таки поедем медленно, на всякий случай.

Погладив гриву животного, он дернул за повод.

— Вперед, родная.

Араби очень любила быстрый бег, и теперь приходилось ее сдерживать при помощи поводьев.

На минуту он взял поводья в зубы, чтобы поднять воротник и надвинуть шляпу поглубже на голову.