Выжжено - [199]

Она взяла новоиспечённую миссис Вестерманн под руку и вывела её из комнаты, приговаривая что-то успокоительное.

Ксяо сохранял азиатскую невозмутимость и поздравил Маркуса подходящими к случаю словами. Судья взял приготовленный бокал шампанского, опрокинул в себя его содержимое и заявил:

– Да, много я повидал на своём веку, но такого ещё не случалось.

Глава 50

Маркус простился с Ксяо и мировым судьёй, а когда снова вернулся в дом, у Эми-Ли начались роды, при виде которых он потерял самообладание. Её тело словно терзали демоны, и он разом позабыл всё, что знал о родах раньше. К счастью, Берниче была само спокойствие – непоколебимая скала среди прибоя. Она уговаривала будущую мать, а для обезумевшего отца постоянно находила какое-нибудь неотложное дело.

Маркус не заметил, как начался новый день и на небо выползло солнце. Он видел и слышал только Эми-Ли: она обливалась потом, и кричала, и изрыгала проклятия, и её сотрясали силы, которые были по ту сторону её сознания. А Берниче знай приговаривала:

– Молодец, Эми-Ли, хорошо стараешься, умница.

И, наконец, свершилось чудо. Девочка. Крошечная и перепачканная кровью, сморщенная, страшненькая и просто чудесная, она лежала на груди у Эми-Ли – человеческое существо в миниатюре, у которого всё уже было на месте. Она сжимала кулачки и протестовала изо всех сил, когда огромная Берниче, довольно сюсюкая, хлопотала над нею.

Только теперь Маркус заметил, что плачет, всхлипывает и совершенно обессилел. При том что он ведь ничего не делал! Кроме того, что держал Эми-Ли. «Как смешно называть мужчин сильным полом», – думал он.

Тишина, возникшая затем, была полнейшим умиротворением. Они лежали в чистой постели, все трое, дитя было выкупано, накормлено и завёрнуто в мягкие пелёнки, и усталость опустилась на них, непреодолимая, как земное тяготение.

– Чудо, чудо, – бормотал Маркус, погружённый в созерцание непостижимо крохотного пальчика своей новорождённой дочки.

– Ты уже в двадцатый раз это повторяешь, – сонно сказала Эми-Ли.

Он чувствовал улыбку на своём лице. Это стало происходить с ним в последние часы само по себе.

– А я так думаю, что в сотый.

Он вдыхал аромат младенца. Дитя пахло молоком. Ещё какими-то присыпками и шампунем. Берниче руководила им во время купания ребёнка, и он даже не наломал при этом дров.

– Как мы её назовём? – спросила Эми-Ли.

Маркус подумал.

– Джой.

– А я хотела Кэролайн. Как мою мать.

– Тоже красиво. – Он мысленно проговорил оба имени, пытаясь представить себе, как это будет – звать ребёнка, который забегался в саду и не хочет идти в постель. – Давай возьмём оба имени.

– Джой Кэролайн Вестерманн?

– А что, звучит хорошо.

– Да. Звучит хорошо.

Хунг Ванг явился с визитом через день. Маленький и тихий, он стоял перед дверью и ждал, когда его попросят войти. Он заметно постарел с тех пор, как Маркус видел его. Кожа потемнела, и вид у него был изнурённый, как у человека, который много работает.

Но может, он и всегда был такой, а Маркус только теперь это заметил.

Никакой размолвки между отцом и дочерью не чувствовалось; они приветствовали друг друга с тем азиатским самообладанием, которое Маркусу, наверное, никогда не разгадать. По крайней мере, Хунг Ванг ни слова не проронил по поводу их внезапной женитьбы, хотя он, без сомнения, знал о ней от Ксяо.

Однако при виде внучки он явно растрогался, а когда он узнал её имя, то потерял дар речи. Он сел у кровати Эми-Ли, взял её за руку, долго смотрел в пустоту и наконец тихо сказал:

– Знаешь, в последнее время я понял, что далеко не всегда и не всё делал правильно. Это понимание для меня совершенно внове. – Он кивал, погрузившись в воспоминания. – Нет. Действительно, я многое делал неправильно. Очень многое.

Маркус почувствовал, что они хотят побыть наедине. Он сказал, что пойдёт поставить чай, и отправился на кухню.

Через некоторое время туда пришёл и Ванг.

– Она уснула, – сказал он и сел на табурет у кухонной стойки. – Ей, наверное, пока ещё тяжело, да?

– Да, – кивнул Маркус, налил пиалу чаю и протянул ему.

Ванг пригубил.

– Что это за изобретение, о котором рассказала Эми-Ли?

Маркус объяснил. Старик внимательно его слушал.

– Спирт, – сказал он. – Гм-м.

И больше ничего. Он пил чай мелкими, осторожными глотками, потом снова подставил пустую пиалу Маркусу и, пока тот подливал, спросил: как, собственно, так получилось, что он снова очутился здесь?

И Маркус всё подробно рассказал. Ванг кое-что переспрашивал; в особенности его интересовало, что именно Таггард говорил ему о своей деятельности в «Eurokontact».

– Да, – сказал он наконец. – Вот оно, значит, как. Они во всеуслышание борются с международным терроризмом везде, а в собственном доме его не видят. Соринка в чужом глазу – и бревно в собственном.

– Вы думаете, за всем этим скрывается заговор?

Ванг отрицательно покачал головой.

– Если бы так. Заговор-то можно раскрыть, заговорщиков под суд – и все дела. Нет, я боюсь, всё гораздо хуже. – Он отпил глоток чаю, подумал. – Это своего рода мафия. Она имеет в этой стране давнюю традицию. Отцы-основатели и идеалы, которые они вписали в Декларацию независимости – жизнь, свобода, стремление к счастью и так далее, – это светлая сторона американской истории. Но, к сожалению, не единственная. Мафия,