Выжившая - [107]

В поисках безумной выдумщицы Оливер поочередно заглядывал в пустынные залы, заваленные разнообразным хламом. Повсюду царил упадок и разруха. Раскуроченные ткацкие станки, сброшенные в отсыревшие горы бракованные ковры, разломанные шкафы и перевернутые столы с недостающими ножками, разбросанные папки с документами, рекламные плакаты, сорванные со стен, следы кострищ, которые жгли случайные гости, чтобы согреться.

– Классное место, – сворачивая направо, с блуждающей улыбкой повторил Оливер и резко остановился, поняв, что оказался в нужном месте и наконец-то нашел ту, что искал.

Обнаженная Шерри стояла у разбитого окна, когда-то давно и наспех заколоченного. Сквозь многочисленные щели между трухлявых досок и пробивших ненадежную преграду извилистых ветвей мертвого дерева рассеяно лился серебристый свет, бликующий сверкающими искрами в рассыпавшихся по хрупким плечам белокурых локонах. Гибкие, словно лиана, ветви крепко держали стройное тело в своих объятиях, лаская дрожащими корявыми отростками сияющую бархатистую кожу, трепетно трогали волосы…

Дерево было давно и безнадежно высохшим, его голые кроны Шерри украсила гортензиями из букетов, забранных с кладбища, с могилы великого мастера мистических историй. Светловолосая нимфа была восхитительна, нереальна. Ее руки сливались с изогнутыми ветвями, а белеющее в полумраке стройное тело казалось вылепленной из гипса статуей лесной богини. Зашипев, пробудившаяся кошка спрыгнула с рук Оливера, не оценив великолепие застывшей возле окна прекрасной дриады, превратившей мертвое дерево в живое, заставившей благоухать увядающие цветы.

Сладковатый медовый аромат достиг его обонятельных рецепторов и вытеснил все остальные. Глаза Оливера защипало от незнакомого острого чувства, в легких почти не осталось воздуха, сердце забилось так, как будто проживались последние минуты. Но именно так Оливер и ощущал себя, словно перед прыжком в ад, который, несомненно, заслужил.

Впервые за три прожитых десятка лет он наблюдал подобное совершенство. И нашел его не в окружении роскоши и богатства и не в стерильных комнатах своей квартиры, а здесь… Среди смрада, грязи и хаоса. Шерри светилась изнутри и смотрела на него абсолютно черными глазами, в глубинах которых клубилась такая знакомая и любимая мгла.

– Зачем ты приволок сюда кошку? – уголки губ порочной ночной нимфы дрогнули и, склонив голову к изящному предплечью, девушка туманно улыбнулась.

– Ее зовут Шерри, это мой подарок. Тебе, – шагнув к нагой красавице, ответил Оливер.

– Я подсадила тебя на вишневый ликер, – рассмеялась обнаженная обольстительница, беспечно тряхнув волосами, с заплетенными в них переливающимися звездными нитями.

– Ты подсадила меня на себя, – низким голосом ответил Оливер, стаскивая джемпер и бросая его на усыпанный осколками и мусором пол. – И вишневый ликер не имеет никакого отношения к настоящему шерри, – рубашка с вырванными пуговицами полетела следом. – Я угощу тебя коллекционным хересом из винного погреба моего деда, – звякнула пряжка ремня, и брюки с легким шелестом упали на бетон. – Я буду поливать им твое тело и слизывать, смакуя каждую каплю, – обхватив пальцами хрупкое, словно сотканное из лунного сияния, лицо девушки, Оливер целую вечность всматривался в распахнутые бездны обсидиановых глаз.

Медленно опустив одну руку, он провел тыльной стороной ладони по затвердевшим вишневым соскам, прошелся невесомой лаской по впалому животу, коснулся жаркой развилки между бедрами, ловя губами приглушенный стон. Оливер подхватил раскрытой ладонью голые ягодицы, и послушная дриада обвила его длинными стройными ногами.

– А если я тоже… – выдохнула она, разрывая неистовый жадный поцелуй. – Хочу попробовать, – за дрожащими ресницами пылала тьма, и возбужденный до предела парень тонул в ней, сгорая дотла.

– Попроси правильно, и сделаю все, что хочется тебе, Шерри, – хрипло пообещал он, врываясь в женское тело и вновь жадно воруя дыхание голодными губами.

Она откинула голову назад, неотрывно наблюдая сияющими полуночными глазами за его напряженным охваченным желанием лицом. Еще недавно ласковые ветки мертвого дерева теперь ревниво впивались в ее кожу, рвали волосы и оставляли на теле кровоточащие метки. Наверное, ей было больно, но эта боль была желанной. Она погружалась в нее с головой и плавилась, как исчезающие звезды в фиолетовом зареве рассвета, а потом взрывалась, подобно планетам далеких галактик, и падала… падала на землю россыпью перегоревших метеоритов, оставляя после себя выжженные кратеры.

После они лежали на расстеленном на полу плотном покрывале, прихваченном предусмотрительной фантазеркой с собой. По осыпавшимся с брошенного лесной колдуньей мертвого дерева увядшим бутонам гортензий пробирались розоватые лучи их первого совместного утра, а по потрескавшимся покрытым грибком и буро-зеленой плесенью стенам блуждали сливающиеся в хаотичном танце полутени, разглядевшие и узнавшие друг друга в кромешной мгле.

Сытые, уставшие и удовлетворенные любовники плотно прижимались друг к другу, переплетаясь руками и ногами. Утолив сексуальный голод, они нуждались в чувственной неспешной нежности, щедро даруемой друг другу. И никого из них не волновало, что сверху с дырявой крыши сыпалась труха, острые осколки от разбитых окон даже сквозь плотную ткань покрывала впивались в кожу, где-то совсем рядом копошились крысы, а в пыльно-сером углу за их головами шипела кошка.