Выжить - [68]

— Да. Сыну недавно 8 лет исполнилось, — горько ответил я. — Но он уже меня ненавидит сильнее, чем бывшая жена… Э-эх!

— Сожалею, — пожал плечами Джон. — Но теперь это совершенно неважно. Назад, мне кажется, дороги нет. За 7 зим я окончательно смирился… И — скажу тебе прямо и прошу не удивляться — тебе тоже придётся принять участие в… м-м-м… попытках вылечить женское бесплодие. Ты понимаешь, о чём я?

Я нервно засмеялся от неожиданного предложения. Вернее, Джон даже не предлагал. Он просто констатировал факт. Буднично и спокойно заявлял, что хочу я того или не хочу, мне придётся «окучивать» местный гарем. «Окучивать» и надеяться, что сперматозоиды инопланетного «хомо сапиенс» дадут толчок новой жизни на этой планете.

— Ты серьёзно?

— Серьёзнее некуда. Какой у нас выбор? У нас его нет. Раз мы анираны, мы должны попытаться что-то сделать для этих бедных людей.

— А кроме этого, что мы можем сделать? Старейшина Элестин что-нибудь ещё говорил? На что-нибудь ещё намекал?

— Много чего говорил, — недовольно произнёс Джон. — Но я не собираюсь выполнять его пожелания. Он даже хотел отправить меня в Валензон, чтобы я предстал перед главой тамошнего храма. Чтобы затем духовники во всеуслышание заявили, что я — возможный спаситель этого мира.

— Так ты не пошёл?

— И не собираюсь. Не хватало! Здесь я на своём месте. Здесь меня всё устраивает и я не собираюсь оставлять попытки что-то изменить. Но только так, как решу сам. А не так, как настаивает полусумасшедший старик. Валензон сейчас — дикая клоака. Последний перебежчик, которого мы приютили в лагере две зимы назад, как раз прибыл оттуда. Он говорит, что принц Тангвин — один из детей короля — потерял контроль над городом. Погряз в оргиях и утонул в вине. В городе беспорядки и никому до этого нет дела. Так что неизвестно не только сколько я туда буду добираться, неизвестно даже доберусь ли. А если удастся пройти незамеченным мимо шаек бандитов и работорговцев, которые постоянно шарят в округе, неизвестно, что меня ждёт в городе. Может, сразу на плаху потащат и сожгут, как еретика. Так что я даже не рассматриваю это вариант всерьёз. Буду пытаться что-то изменить здесь. Так, как смогу.

— Послушай, Джон, — тот резко затих и долго молчал, зло ковыряясь в тарелке. Так что задать вопрос я решился только через некоторое время. — А что за работорговцы-то? Кого кому продавать, если через 100 лет все вымрут, как ты говорил. В чём смысл?

— В детях, — ответил он и опять кивнул в сторону тщедушных ребятишек. — Дети в Астризии теперь ценный ресурс и самый ходовой товар.

— Почему?

— Ты сам должен понимать, что в нынешних реалиях ценность человеческой жизни в этом мире равна нулю. Она всегда падает, когда начинаются войны или глобальные катаклизмы. Все просто мечтают выжить, а на остальных плевать. Но сейчас всё немного по-другому. Хоть каждому присуща жажда жизни, безнадёжность глубоко пустила корни в сердца. У того, кто достиг определённого возраста и не имеет возможность обессмертить себя через детей, уже нет этой жажды. Они поняли, что обречены. И единственная жажда, которую они теперь испытывают, — это жажда удовольствий. Стяжательство бессмысленно, ведь после себя ты не оставишь ничего. Как пришёл ни с чем, так и уйдёшь. Но вот удовольствия… Им предаются без остатка. А на это нужны деньги, ведь за удовольствия надо платить. Нужно золото! — последнее слово Джон произнёс немного тише и указал пальцем на мой перстень. — Оно здесь в цене. Как рассказывал старейшина Элестин, добывают его крайне мало. В основном в шахтах, расположенных в горах на юге и на востоке. Деревенская чернь и горожане, которые с трудом могут насобирать на кожаные башмаки, обходятся медяками и серебром. Но на «дым забытья», крепкий алкоголь и телесные удовольствия требуются немалые деньги…

— «Дым забытья»? Наркота какая-то?

— Совершенно верно. Нет, это не героин, не кокаин, не курительные смеси. В этом мире ещё не знают о курении… Они вдыхают дым, который выделяют сухие листья дерева Юма, после того как их подожгут, — он снял с пояса небольшой кожаный мешочек, развязал его и с величайшей аккуратностью достал три длинных тоненьких сухих листочка размером с мизинец. — В Астризии это дерево можно обнаружить практически в каждом лиственном лесу, но в городах его найти ещё проще. Старейшина говорил, что при каждом храме есть свой сад таких деревьев и духовенство торгует листьями или использует как благовоние при службах. Наркотическое благовоние. Понимаешь?

Я уставился на Джона и захлопал глазами.

— Да, ты прав, — он прекрасно понял, что я хотел сказать этим взглядом. — Я тоже стал наркоманом. В каком-то смысле… Но мне это необходимо. Часто по ночам я не могу заснуть. Странные голоса в голове постоянно меня гонят куда-то, призывают действовать и не сидеть на месте. Спастись от них я могу только с помощью листьев дерева Юма.

Я опять захлопал глазами и услышал, как щёлкнула моя челюсть.

— Ты тоже слышал голоса, Джон?

— Что значит тоже? — удивился он. — Ты ТОЖЕ слышал их?

— Да, — тихо признался я. — И я всё помню отчётливо. Они появлялись во сне, направляли мой путь и я прекрасно помню, как один из них — уверенный и спокойный — сказал, что 12-й прошёл активацию. То есть я прошёл активацию…