Выжить с волками - [45]

Я шла по изрытой дороге, особо не таясь, настолько местность вокруг была бедной, а я голодной. Я прошла мимо старика, который спорил с мужчиной моложе его и держал на привязи собаку, такую же старую, как он сам. Я подошла поближе: это был волк, который утратил свой истинный облик. Облезлый мех, худые бока, слепые глаза — и кожаный поводок. Когда я дружелюбно протянула к нему руку, он показал зубы. На мне до сих пор сохранился запах моих волков.

Бедный старый волк, ослабевший пленник, он принял меня за молодого волка, который может напасть. Старая волчица реагировала так же, когда «Красавица» приставала к ней. Незадолго до этого я стащила кусок свиной кожи и могла бы разделить его с ним? но он тоже отказался от моей жалости, и я поняла его.

Я отправилась в путь. Бомбардировка в разгар дня поразила меня так же, как и жителей деревни, в которую я пришла. Я пряталась за стеной и ждала, когда появится возможность забраться в дом, — и тут все стало взрываться и полыхать. Я распласталась по земле, перепуганная до смерти. Мне уже приходилось видеть последствия бомбардировок: в Бельгии — взорванный мост, в России — целые деревни. Но я не представляла себе, как можно разрушить столько домов за один раз. Бомбы падают с грохочущих небес, полных черного дыма. Ничего общего с теми самолетами, на которые кричал дедушка. Рядом со мной рушится стена, я бегу, не помня себя, чтобы где-нибудь спрятаться. Повсюду мечутся люди, двери закрыты, я стучу, бью ногой, но мне никто не отвечает. Я плачу от страха под ливнем из огня и пыли. Ко мне бросается маленькая собака, такая же перепуганная, как я. Как сумасшедшая, она лает на самолеты, грохот, бомбы. Я прижимаю ее к себе, пытаюсь успокоить, беру на руки, чтобы найти укрытие. Но спрятаться негде, вокруг все взрывается, улица покрыта трупами, обломками домов, камней, деревьев и разной утвари. Зачем прятаться в жилищах, которые становятся ловушкой? Дедушка говорил: «Если я умру, то умру стоя, на открытом воздухе».

Меня трясет, но я стискиваю зубы и запрещаю себе бояться. Я снаружи, на открытом воздухе, я смелая, я не умру, потому что я отказываюсь умирать. Хватит с меня смерти, хватит с меня доброго Бога, который ничего для меня не делает, добрый Бог — всего лишь «пфу»! Я больше никогда не буду бояться!

Когда воцарилась тишина, собака все еще рычала. Я отпустила ее, она сразу же сбежала, а я бросилась в другую сторону. Я покинула деревню, чтобы не бродить среди трупов, среди запаха смерти. Селение было охвачено огнем, дома лежали в руинах, мне придется искать еду в другом месте. Двигаться вперед, идти, выживать, чтобы однажды найти своих родителей. Они не были мертвы, я даже мысли об этом не допускала.

9 Конец детства

Я шла по опушке елового леса, расположенного на вершине склона, у подножия которого пролегала земляная дорога. Я избегала открытых пространств, насколько это было возможно, а после бомбежки опасалась заходить в деревни и выбираться на дороги. Издалека я смотрела на крыши домов, на возвышавшийся над ними белый купол, похожий на церковь. Дорога внизу, должно быть, ведет туда.

Я услышала шум грузовика и быстро спряталась. Серо-зеленый грузовик, покрытый брезентом, появился на повороте. Я ждала, что он проедет мимо, но машина заехала на земляную дорогу, развернулась задом ко мне и остановилась. Этот маневр заинтриговал меня, потому что теперь грузовик стоял прямо перед прямоугольной ямой, глубокой и довольно широкой. Возможно, он собирался что-то выгрузить. Из грузовика вышел солдат и откинул брезент. За ним вышел еще один немец, в кепи. Он выглядел как офицер. Под брезентом я увидела детей. Солдат доставал их по одному, ставил на землю и выстраивал вдоль ямы. Я находилась с другой стороны, прямо над дорогой, и прекрасно видела всю эту странную сцену. Ребенок, который стоял ко мне ближе всего, держал в руке кусок тряпичной куклы. Эта девочка очаровала меня. Она была светловолосой, как я, а кукол я не видела уже очень давно. Я лежала на земле, за деревьями, уткнувшись носом в траву, и ждала, чтобы выяснить, зачем сюда привезли детей. Было тихо, они не разговаривали, не двигались, солдаты тоже молчали. Ребята, маленькие и большие, выглядели одинаково несчастными. Но я смотрела только на мягкую куклу в руках маленькой девочки, время от времени она прижимала ее к груди.

Дети были настолько спокойны, что у меня даже мысли не возникло, будто их собираются убить. Я только думала: почему их ставят в ряд, друг возле друга? Но вот вперед вышел офицер с оружием в руках и начал стрелять в голову каждому ребенку. Я видела, как в тишине после каждого выстрела падают тела, и была просто изумлена: если бы не грохот оружия, я бы решила, будто они падают сами по себе. Меня резко вырвало, словно желудок хотел вылезти наружу. Но я не могла отвести взгляд от этого чудовищного зрелища. Последняя девочка, та самая, что стояла ближе всех с куклой, упала, в то время как я задыхалась от страха и беспомощности.

Я хотела заорать: «Бегите! Спасайтесь!» — но я не должна была кричать. Я ничего не могла сделать. Невозможно было помочь, не подвергнув опасности свою жизнь, — это сводило меня с ума. Я билась лицом о дерево, словно пыталась навсегда запечатлеть на коже рисунок коры. Я должна сдержать ярость. Я испугалась. Несмотря на храбрость, страх никуда не пропал, он был в животе, в голове.