Выйти из учительской. Отечественные экранизации детской литературы в контексте кинопроцесса 1968–1985 гг. - [48]
Тема детской жестокости проникала на советский киноэкран и раньше – например, в фильме «Эта опасная дверь на балкон» (реж. Дзидра Ритенбергс, 1976). Герой, отвергаемый коллективом в силу своей «неполноценности», тоже не был нов для советского кино и литературы для подростков. Наиболее яркие персонажи – герои фильмов Александра Митты «Друг мой, Колька!» и «Точка, точка, запятая…» (1972, экранизация повести М. Львовского «Прыжок в высоту»). Однако в этих фильмах «социализация» героя всё же происходила – или благодаря умному пионервожатому, или благодаря помощи товарищей. Причём в фильме «Точка, точка, запятая…» влияние коллектива уже меньше: не пионерская организация, а просто хорошая девочка в очках «от косоглазия» возвращает в строй незадачливого Лёшу Жильцова. Но вот в «Чучеле» героиня не очень-то стремится стать такой, как её новые одноклассники: сначала Лена ещё пытается к ним как-то приспособиться, а после случившегося она быстро и решительно «отрясает их прах с ног своих» (в финале вообще непонятно, простила Лена ребят, в конце концов, или нет?). Ролан Быков, упреждая эти вопросы, прямо заявил: «Мы привыкли считать, что понятие “коллектив” и “справедливость” почти синонимы, но это не так уж и верно, особенно когда речь идёт о детстве. Безнравственным может быть не только отдельный человек. Безнравственным может стать и любое большое или малое человеческое объединение»[103].
В советском кино уже выходили «взрослые» фильмы, где положительный герой-одиночка противостоит коллективу. Потребовалась и смелость, и опыт, чтобы поднять столь нежелательную для советского искусства тему в детском, точнее, семейном фильме. Напомню, что в те годы обвинение человека в том, что он «отдаляется от коллектива» (а уж тем более «противопоставляет» себя коллективу!), могло испортить служебную карьеру и характеристику за рубеж, потому что коллективизм – социалистический, значит, индивидуализм – буржуазный и вражеский! Вот почему противники фильма, упрекавшие Р. Быкова в чрезмерном «нагнетании негатива» и воспевании героини-одиночки – жертвы ложно понятого коллективизма, были не на шутку задеты этим покушением на одну из главных моральных основ нашего общества.
Но в предперестроечные годы примат коллективного над индивидуальным уже был некоторым образом поколеблен, т. к. прививаемый советским воспитанием коллективизм в сочетании с традиционным, исторически укоренившимся идеалом товарищества (Россия, славянские республики СССР) или крепкой семьи (юго-восточные республики) парадоксальным образом переродился в банальное кумовство. Кроме того, некоторые заметили очень важный, выражаясь их языком, антиобщественный мотив фильма: «Кто бунтарскому классу противостоит? Только их сверстница – Чучело. Ни к кому-то она не обращается за советом, кроме своего дедушки. Будто она и не была октябрёнком, пионеркой, быть может, она даже комсомолка, если пошла учиться с восьми лет. Эти общественные институты никакого следа в ней не оставили»[104], – пишет М. Галкин, полковник милиции в отставке из Зеленограда. Да, в школьных фильмах и книгах недавнего прошлого мудрый пионервожатый обязательно вмешался бы в эту ситуацию. А в жизни?
Не могу не вспомнить случай, который произошёл за 8 лет до съёмок «Чучела» лично со мной. Осенью на пионерском собрании руководительница 5-го «Д» класса, где я училась, выдвинула мою кандидатуру на выборный пост председателя совета отряда. Я была в ужасе, но отказаться не могла, ведь эта «ротация» была сделана столь же подневольной, как я позже поняла, учительницей. Да и никто из моих одноклассников тоже особо не рвался к пионерской работе образца 1974 г. с еженедельными собраниями, трескучими речами и обязательствами повысить уровень знания пионерской атрибутики и символики («о требутеке и семволеке», как написала под диктовку пионервожатой сидевшая рядом со мной на политзанятиях другая несчастная из 6-го «Г»). А у меня (увлечённой не парусниками, как Валька Бегунов, а художественной самодеятельностью в ближнем ДК «Урал») вся эта «семволека» вызывала только аллергические реакции. Завалив «пионерскую работу», я созвала общее собрание 5-го «Д» класса и попросила освободить меня от обязанностей председателя совета отряда. Последовал скандал и «тёмные» от одноклассников, тоже не желавших изучать «требутеку и семволеку» (ни тем более погибать за неё, как показало время). Вмешалась моя мать – педагог по образованию. Отдаю должное мудрости директора нашей школы Ефима Ильча Кагана, который понял, что лучший выход – тихо всё замять. Он перевёл меня в параллельный класс, который я до сих пор с удовольствием вспоминаю. (С бывшей классной руководительницей мы с тех пор, конечно, даже не здоровались.) А вот совет пионерской дружины во главе с пионервожатой в ходе конфликта, как говорят в Одессе, «молчал, как рыба об лёд». Всё это (гораздо более жёсткое противостояние, чем в фильме «Валькины паруса») было тяжело моей бабушке: активно работавшая с пионерами начала 30-х, она и в страшном сне не могла представить, что её собственная внучка поспешит вступить в комсомол, не дожидаясь 14-летия, только бы поскорее снять опостылевший красный галстук! Ну а ВЛКСМ в год моего планового выбытия по возрасту из его рядов уже приказал долго жить…
