Выстрелы в Сараево - [61]

— И как было в городе воспринято известие? — спросила меня баронесса Гизль.

— Разумеется, оно вызвало большую сенсацию, — ответил я. — Ваше превосходительство знает о том, как любим Гартвиг в Белграде, и этот трагический случай, когда именно здесь, в австро-венгерском посольстве, он так внезапно умер, сделало это событие еще более сенсационным и стало поводом к различным слухам.

— К каким слухам? — мгновенно переспросила баронесса.

— Ну, вот говорят… — я помедлил, не решаясь в эту, и без того тяжелую и мучительную для посланника и его супруги минуту передать им еще один ужасный слух, который уже вертелся на языке многих белградских бюргеров. Произошла маленькая пауза; все взгляды были устремлены на меня, и, мне кажется, я прочитал в глазах баронессы одну тихую мольбу: пощадить ее супруга. Но было уже слишком поздно. Дрожа от возбуждения, посланник Гизль вскочил, ударил рукой по столу и воскликнул:

— Уж не хотят ли обвинить императорского и королевского генерала в убийстве?..

Как только это страшное слово сорвалось с губ посланника, я понял, что самым умным выходом было бы тотчас сказать все, как есть.

— Ваше превосходительство не должны волноваться; офицерское звание ни при чем. Ваше превосходительство— посланник Монархии. И понятно, что в нынешних столь напряженных обстоятельствах смерти русского посланника, когда рок судьбы привел к столь горестным последствиям, появился повод к ужасным обвинениям. Сенсационное известие о смерти Гартвига породило злой слух: Гизль отравил Гартвига!

Это сообщение вызвало сильнейшее замешательство: все присутствующие дали выход своему негодованию в возгласах «неслыханно», «мерзко», «возмутительно» и тому подобных выражениях. Как только общество немного успокоилось, слово взял посланник Гизль, что далось ему с видимым усилием:

— Столь ужасна эта клевета, — сказал он, обращаясь ко мне, — и я благодарю вас, что вы дали мне возможность убедить вас в бессмысленности этого наглого подозрения. Я уже говорил вам, что покойный отказался от предложенного угощения и от сигарет. Как вы видите (при этом посланник указал на пепельницу), эти два сигаретных окурка— остатки русских сигарет, которые выкурил Гартвиг. Тем самым опровергается само подозрение в том, что я мог ему дать отравленные сигареты.

Баронесса Гизль постаралась успокоить своего супруга; я же выразил мнение, что влиятельные фигуры в Сербии, конечно, не примут это всерьез. Фатум в этом деле — та злая случайность, что Гарт вига именно в этом помещении настигла смерть; в широких же народных массах в любом случае укрепится вера в то, что Гартвиг умер неестественной смертью[228].

Уже 30 июня городская община на внеочередном заседании, посвященном памяти Н. Г. Гартвига, приняла решение назвать именем русского посланника одну из столичных улиц. Выбор пал на Белградскую улицу, одну из главных артерий, которая соединяет Славию с улицей короля Александра. 1 июля 1914 года в газете «Политика» появилась следующая заметка (как часть отчета о похоронах Гартвига).

Гартвигова улица.

Вчера в 5 часов пополудни в зале заседаний белградской общины состоялось торжественное заседание в честь покойного Гартвига.

— Мы пригласили вас, чтобы отдать почести и воздать хвалу неумираемому Николе Гартвигу, — такими словами председатель г. Несторович открыл торжественное заседание.

— Слава ему! — поддержали члены общины, вставая.

Открыв заседание, председатель отметил заслуги покойного Гартвига перед Сербией и огромную потерю, которая одинаково велика как для Сербии, так и для России.

Завершив речь, председатель и члены общины стоя отдали почести покойному Гартвигу, восклицая: «Слава и хвала Гартвигу! Вечная ему память среди сербов!».

Вслед за председателем о заслугах покойного Гартвига говорили несколько членов общины, после чего было решено в его честь Белградскую улицу назвать улицей Николы Гартвига. В то же время решено направить телеграмму в Петроград, выразив боль от потери человека, великого и для России, и для Сербии.

Заседание завершилось в 6 часов возгласами: «Вечная память Николе Гартвигу! Слава ему!».

Гартвиг был похоронен на белградском Новом гробле, в присутствии высших сербских политических и общественных деятелей. На похоронах была и делегация крестьян из разных сербских краев, приехавших, чтобы отдать почести дипломату, которого они любовно звали «Никола Хартвич».

Но разразилась война, и о Гартвиге благополучно забыли. Вспомнили лишь 16 лет спустя при весьма пикантных обстоятельствах. 18 февраля 1930 года a Белграде от разрыва слепой кишки неожиданно умер 46-летний германский посол Адольф Кестер, имевший крайне левые, даже большевистские взгляды. И — о, чудо! — уже 21 февраля та же белградская община решила дать одноименной улице имя Кестера. Так бы и произошло, но тут недовольство выразил один из старых членов общины, напомнивший о том, что Белградская улица уже переименована, да воз и ныне там. В итоге именем Кестера назвали участок улицы короля Милутина, пролегающий рядом с германским посольством.

Остается только гадать, чем так прельстил Кестер белградскую элиту: своим ярко выраженным большевизмом или щедрыми алкогольными угощениями?..