Выстрел в спину - [69]

– Спасибо, товарищ капитан. Скажите, что с Ольгой? Я имею ввиду Лаврову…

Капитан промолчал, словно не услышал вопроса Никитина. Он поднялся и направился к выходу. В кабинет вошла врач.

– Поехали, Никитин, в госпиталь, там я осмотрю тебя еще раз.

Госпиталь оказался не так далеко от Особого отдела.

– Снимай с себя одежду, ее девочки из хозяйственного блока постирают.

В палату вошла медсестра. В руках у нее было что-то наподобие разноса, на котором стояла тарелка с борщом, также лежало несколько крупных кусков хлеба. Девушка поставила его на тумбу и направилась к двери.

– Сестра, ты не скажешь, кто этот капитан?

– Это заместитель начальника Особого отдела армии товарищ Гуревич.

«Что-то произошло, видимо они установили мою личность и сообщили обо мне в Особый отдел армии, а иначе бы меня просто забили или расстреляли в этом лесочке», – подумал Никитин, проводив медсестру взглядом.

Никитин с жадностью набросился на еду. Ему было стыдно за себя: он давился хлебом, словно боялся, что кто-то войдет в комнату и отберет у него еду.

Закончив прием пищи, он вытянулся на койке. За окном грохотала артиллерия, но это не мешало ему крепко заснуть. Впервые за последние недели он спал спокойно. Проснулся он оттого, что солнце светило ему в глаза. Никитин по привычке пытался нащупать свой автомат. Страх и ужас сковал его тело. Он открыл глаза, и не сразу понял, где находится. Услав шаркающие шаги, он повернулся на бок и посмотрел на вошедшего в палату врача.

– Как спалось, Никитин? – поинтересовалась у него врач.

– Спасибо, товарищ военврач. Давно я так сладко не спал, – ответил он.

– Все не так плохо, лейтенант. Синяки пройдут. Будем считать, что приказ капитана Гуревича мы выполнили. Конечно, было бы для тебя неплохо еще немного отдохнуть здесь, но видишь, что творится, какие идут бои. Идите, переоденьтесь в чистое белье.

Никитин вышел из палаты и, лавируя среди раненных бойцов, которые лежали вдоль стен коридора, направился к старшине госпиталя.

***

Никитин сидел рядом с капитаном Гуревичем и отрешенно смотрел в окно «Эмки», за которым беспрерывно двигались отходящие на восток колонны пехоты. Иногда его взгляд выхватывал танки, но их было явно мало, чтобы остановить рвавшегося к Смоленску врага. Гуревич достал из нагрудного кармана гимнастерки портсигар и, открыв его, протянул Никитину.

– Кури, лейтенант, – предложил он и когда лейтенант взял в руки папиросу, взял и себе.

Он достал из кармана трофейную зажигалку.

– Прикуривай, Никитин.

– Куда мы едем, товарищ капитан, если это не секрет? – поинтересовался он у Гуревича.

Капитан не ответил, то ли, не хотел говорить, то ли, не услышав его вопроса. От этого молчания, которое как дамоклов меч висело в салоне легкового автомобиля, с каждой минутой становилось все тяжелей и тяжелей. Никитин снова захотел спросить капитана о Лавровой Ольге, но в этот момент из-за леса показалось звено немецких истребителей, которые, переливаясь серебром в лучах заходящего солнца, устремились к дороге. Машина резко затормозила и буквально уперлась радиатором в дерево. Никитин уперся рукой в сиденье водителя, открыл дверь машины и, схватив рукой вещевой мешок, буквально вывалился из нее. Пули вспороли полотно дороги, покрыв ее фонтанами поднятой пыли. Где-то в стороне от Никитина кто-то громко закричал. Самолеты, сделав разворот, снова устремились вниз.

Та, та, та, та – застучал пулемет. «Эмка» с какой-то неохотой оторвалась от земли и окуталась, словно в шаль, черным удушливым дымом. Сквозь дым пробились яркие языки пламени. Никитин перевел свой взгляд на тело водителя, который лежал недалеко от него. Ему оторвало кисть руки и из обрубка, пульсирующей струей хлестала яркая пахучая кровь. Лицо красноармейца было бледным, он, то терял память, то снова приходил в себя. Лейтенант вскочил на ноги и бросился к нему. Оказавшись около раненого бойца, он попытался перетянуть ему руку его же поясным ремнем.

– Ранен? – спросил его капитан.

– Кто, я? – переспросил он Гуревича, удивляясь, почему, тот спрашивает его об этом.

– Я о тебе? Ты что не понял?

Только сейчас Никитин заметил большое темное пятно на боку, которое становилось все больше и больше.

Лейтенант поднялся с колен и задрал гимнастерку. Пуля задела бок касательно и он, взяв из рук капитана бинт, стал перевязывать рану.

– Двигаться можешь? Давай, поймаем машину, – как-то буднично произнес капитан.

Его спокойствие в этот непростой для них ситуации просто поразило Никитина. Кругом лежали трупы людей, горела техника, а он был абсолютно спокоен и сосредоточен. Капитан выскочил на дорогу и, сжимая в руке пистолет «ТТ», начал тормозить идущие на восток автомашины. Наконец одна из машин, подняв столб пыли, притормозила около офицера.

– Ты что, охринел?! – закричал водитель, высунувшись из кабины. – Я не посмотрю, что ты офицер, дам в морду!

Последние слова он произнес практически шепотом, заметив на рукаве гимнастерки офицера нашивку сотрудника НКВД.

– Простите, Христа ради, товарищ капитан НКВД. Не разглядел, обмишурился…

– Куда едешь?

– Туда, – замешкавшись, произнес водитель и рукой указал в сторону Москвы.