В чем же любовь, спросите вы?
И я отвечу.
И поверьте, я сама осознала это только сейчас, на последней странице, задав себе вопрос, почему я — господь бог своего романа — так мучаю именно лучшую и любимейшую из моих героинь? Почему отобрала у нее все и погнала в монастырь, наградив менее любимых — счастьем, богатством и славой?
А ответ тот же — потому что люблю.
И потому что, в отличие от вас, мой читатель, знаю, куда веду ее. И знаю, что дойти туда можно лишь так…
Но Маша того не знала.
Она натужно смотрела на почитаемую в Киеве местночтимой святой принцессу, счастье которой звучало с такой полнотой, что пришедшая не смогла отыскать в этом княгинином мире ни щели для зла. Все здесь было добром — и смерть, и болезни.
Злом была она одна — Маша, почитавшая монастырь адом, добро — злом…
— Я тоже желала добра, — потупилась кающаяся, — и бросила вызов Богу, как Дьявол… Я получила огромную силу и решила, что лучше Него знаю, как лучше. И помогала другим делать зло.
— Об этом я и говорю, моя милая… — Теплота ладони, скользнувшая по Машиному лбу, вынудила ту поднять взгляд. — Господь каждого из нас наделил свободой воли. И воля твоя — верить в добро. Воля иных — творить зло. Но почему ты считаешь, что в силах управлять чужой волей?
— Не в силах, — созналась Маша. — То гордыня моя.
— Нет в тебе гордыни — страх один. От неверия, что Господь всемогущ и ни один волос не может упасть с твоей головы без его ведома. Самая тяжкая ноша — Его, ибо он за всех нас ответ несет. Но эта ноша Его — не твоя. А ты ее на плечи взвалила, оттого что не веришь: ее есть кому нести за тебя.
— Господь всемогущ, — повторила Маша. — Он дал человеку свободу воли. И в то же время ни один волос не может упасть с нашей головы без его ведома?
— Верно говоришь.
— Иными словами, наша воля ведома ему заранее?
— Он наш Господь.
— И то, что Иуда предал Христа, Он тоже заранее знал. И мог остановить его. Но не остановил. Почему? — Маша в упор посмотрела на Матушку, вырывая ответ из ее глаз. — Потому, что на то была свобода воли Иуды? Или же потому, что поступок Иуды был Ему выгоден?
— Ты Иуду защищать вздумала?
— Нет… Я вот что понять хочу: если бы я знала, что Иуда замышляет предательство, и остановила его, могла бы я тем нарушить Божью волю? И останавливая зло, тем самым сотворить его?
— Нет, — ни секунды не думая, ответила Матушка.
— Но ведь тогда не было б искупления.
— Было бы. Неужто ты думаешь, что, посылая Сына на смерть ради спасенья нашего, Всемогущий Господь зависел единственно от злой воли Иуды? Неужто ты думаешь, что наш Господь нуждается в предателях, в смертоубийцах?
— А если бы Иуда донес на Христа не ради сребреников, а чтобы помочь ему спасти всех нас? — спросила она.
— То была бы другая история.
— Но поступок и результат были бы теми же! — Маша отвернулась. — Выходит, самый страшный, самый богопротивный поступок может быть к лучшему. Где же разница, если, по-вашему, добро и зло одинаково приводят к добру?
— Только у тебя в душе, моя милая.