Высший круг - [36]

Если Артур хотел быть искренним с самим собой, ему следовало признать, что его нерешительность вызвана не столько сыновней любовью, сколько боязнью покинуть Аме­рику, где живут Элизабет и Аугуста, хотя с последней ему не удавалось увидеться уже несколько месяцев. Оставаясь невидимой, она была препятствием, наивность которого была ясна.

— В таком случае, я принимаю предложение. С благодарностью, — добавил он.

— Я не требую от вас никакой благодарности.

Клуб был полон. Опоздавшие ждали в баре, пока освобо­дится местечко. За столиками разговаривали и смеялись так громко, что Портеру с Артуром приходилось повышать голос, чтобы расслышать друг друга, и это исключало всякие ню­ансы в их словах. В зале витал легкий запах аптеки, производимый то ли лосьонами после бритья этих господ, то ли их надушенными платочками в нагрудных карманах, то ли кон­диционированным воздухом. Два-три раза шум стихал на не­сколько секунд без причины и тотчас снова нарастал.

— Тихий ангел пролетел, — сказал Артур.

— Было бы странно. В Вашингтоне, округ Колумбия, ан­гелов нет. Они сдались и ушли. Никто их не слушал.

Подписав счет, Портер посмотрел Артуру прямо в глаза:

— За два месяца у Янсена и Бруштейна вы многое узнае­те. Большую часть из этого нельзя выносить из офиса. Одно оброненное слово вызывает крах целой операции, подго­тавливаемой месяцами. Я думаю, вам будет интересно по­плавать несколько недель в море, кишащем акулами.

— Акулами?

— Да, на взгляд европейцев. Конканнон не предупреж­дал вас на корабле? В Соединенных Штатах есть один бог: деньги. Он отпускает все грехи. Вы знаете Вашингтон?

— Нет.

— Это современный Рим. Мой шофер покатает вас се­годня днем, а потом отвезет в аэропорт. Я посоветовал ему избегать негритянских кварталов. Там мне нечем гордить­ся. Вы остановитесь в Нью-Йорке перед возвращением в Бересфорд?

Артур думал об этом и хотел этого. Он уже месяц не видал Элизабет.

— Моя секретарша поменяет ваш обратный билет. По меньшей мере, Элизабет Мерфи даст вам менее трафарет­ное представление о нашем обществе, чем я.

Этот дьявол знал обо всем. Артур напрягся. Портер это почувствовал.

— Поймите, что все тайное становится явным, и не усматривайте в этом подчеркнутого интереса к вашей особе. Мисс Мерфи всегда напоминает мне басню вашего великого Лафонтена: чтобы стрекозы продолжали петь, муравьи должны присматривать за хозяйством. Я принадлежу к тому, что есть в Америке самого жесткого, чтобы внутри крепости стрекозы продолжали петь, как ваша подружка… или ломать комедию. Пройдемся немного, хорошо? Машина поедет следом.

Сзади следовала не только машина, но и молодой чело­век в костюме из бежевого альпака. Артур узнал его: это тот самый, что был в темно-синем на причале у «Квин Мэри» и в университете, во время лекции.

— Очень хорошо, — сказал Портер. — Вижу по вашему взгляду, что детали от вас не ускользают. Поверьте, мне его навязали. Другие, не я, считают это важным. Минерву это тоже устраивает. Она убеждена, что этот молодой человек с парабеллумом в кармане следит за моим поведением, как будто мне больше нечем заняться, как бегать по девочкам в городе, где все друг за другом подглядывают и друг на друга доносят. Представьте себе, что меня застигнет в го­стиничном номере с проституткой, в одних трусах, какой-нибудь фотограф или журналист — на следующий же день я появлюсь на первой странице «Вашингтон Пост», строго­го стража добродетели политиков, но не всегда своей соб­ственной. Тут же тебе мини-процесс, где судья приговорит меня к штрафу. Представляю себе физиономию президен­та, заляпанного скандалом. Карьера коту под хвост. Вам повезло, что вы француз, что вы свободны в своей стране, где считают, скорее, делом чести не совать свой нос в лич­ную жизнь публичных людей.

Портер шел военным шагом, резко останавливался по­среди тротуара, не заботясь о других прохожих, хватал Артура за руку, чтобы подчеркнуть важность своих преду­преждений и убедить его в узости мышления видных дея­телей и журналистов.

— Я это не о вас говорю, — заверил Портер, когда про­щался. — Возможно, однажды…

— Мне до этого еще далеко.

— Хочется верить… Шофер вас покатает. Ничего по­хожего на Нью-Йорк. Холодный город, даже в сорокагра­дусную жару, как и подобает средоточию Власти. Власть холодна. Красоты есть. Судите сами.

Выйдя из самолета в аэропорту Ла Гуардиа, он позвонил Элизабет.

— О, Артур, как ты кстати! Приезжай сейчас же. У меня для тебя сюрприз.

Сюрприз звался Аугустой. Потом Артур обозлится на Элизабет за то, что она его не предупредила. Наверное, она сделала это нарочно, чтобы доказать ему свое великодушие, напомнить (хотя он и так не забывал), что они оба свободны, а во время своих кратких и слишком редких встреч обме­ниваются лишь наслаждением, которому могут позавидовать ангелочки. Для Артура эта встреча стала потрясением, таким неожиданным, что он онемел, оцепенел, уронив до­рожную сумку к ногам, словно Аугуста застигла его на месте преступления. За полгода разлуки она превратилась в миф, идею, с каждым днем становившуюся все более бесплотной и даже безголосой, хрупкое изваяние, которое малейший ве­терок уносил, приносил обратно, размывал его контуры. Он даже не сразу ее узнал. Она стояла спиной к окну, лицо ее скрывалось в полумраке комнаты, где Элизабет, любившая все приземленное, зажгла с наступлением вечера только одну низкую лампу. Так всегда бывает: нежданно осуществивше­еся тайное желание выбивает нас из колеи, и мы уже не зна­ем, хотим ли того, чего так желали, лишившись подоплеки нашей жизни, придававшей ей очарование, когда любимая женщина становится нереальным существом, явление кото­рого нарушает порядок вещей. И как тут не быть ошелом­ленным такой, столь желанной, встречей, которая, наконец, была дарована Артуру под покровительством Элизабет, что привело его в смущение и до чего ни одной из девушек, по­хоже, не было дела?