Высший круг - [35]

Со смертью Конканнона Артур потерял доброжелательного посредника. Похороны получились какими-то особенно мрачными. Декан и несколько студентов встретились в крематории. Краткая речь напомнила об университетских титулах и представила укороченную версию бурной жиз­ни профессора. Скандалы были слишком громкими, чтобы приводить его в пример. В группе людей, печально рассе­явшихся после церемонии, была полная молодая женщина в черной соломенной шляпе с лентой. Когда она подошла к Артуру, тот узнал медсестру. Неужто под ее грубой внеш­ностью таилось нежное сердце?

— Возможно, вы были его единственным другом. После удара мы нашли в его бумагах записку с такими словами: «В случае неприятностей предупредить Артура Моргана». Вот почему я вам позвонила и просила прийти. Он говорил с вами, ведь правда?

— Да, всего несколько слов.

— Он мог говорить, я была в этом уверена. За несколько минут до того, как его сердце остановилось, он посмотрел мне прямо в глаза и сказал очень отчетливо, чтобы я не за­была: «Передайте моему другу Артуру: “Ad Augusta per angusta”. Он поймет…» Наверное, вы знаете, что это означает.

— Да, очень хорошо.

— Это по-итальянски?

— Нет. По-латыни. Это игра слов на латыни.

— Можно узнать, что это значит, если не секрет?

— К великим свершениям — узкими путями.

— Это ваш условный язык?

— «Аугуста» — это еще и в узком смысле имя одной де­вушки, которая привлекала нас обоих, и завоевание кото­рой, действительно, кажется нелегким испытанием.

— Кажется, я вмешиваюсь в чужие тайны.

— Да.

— Простите меня. Я часто видела, как люди умирают. Привыкаешь… а потом однажды смерть человека, о кото­ром ничего не знаешь, который тебе никто, рвет душу на части. Я думаю, что профессор Конканнон был человеком, достойным восхищения.

— Вы не ошибаетесь.

На Пасху Артур провел два дня с Элизабет. На расспросы она отвечала очень уклончиво: Аугуста путешествует или больна.

— Уверяю тебя, я ничего не выдумываю.

— Жаль! Я был бы польщен.

Врунишка!

O да, он врал. Немного. Элизабет существовала только благодаря наслаждению, которое они доставляли друг другу. По возвращении в Бересфорд снова начиналась учеба, он был счастлив, но не более. Забывал о ней на какое-то время, писал длинные письма Аугусте и складывал их в ящик стола, запираемый на ключ. Жетулиу коварно предложил поехать вместе в Чикаго.

— У меня нет денег.

— Аугуста расстроится.

— Ты же прекрасно знаешь, что я не могу поехать с вами.

— Займи.

— У кого?

— Жаль, что я не могу одолжить тебе ни гроша. У меня у самого сейчас денег в обрез.

Когда Жетулиу вернулся после этой воскресной поездки, которая, вероятно, была чистым вымыслом, ему позво­нил директор отеля «Берг». Госпожа Мендоса передала для него посылку. Жетулиу уехал на неделю и вернулся с на­битыми карманами. Ненадолго оставшись в одиночестве, Аугуста обманула бдительность своего брата и прислала открытку: «Артуро, как поживаешь? Я думаю о тебе… Не надо падать духом. Смерть Конканнона так ужасно пе­чальна, что я в тоске. Жетулиу подарил мне очень красивый костюм от Балансиаги, но для кого мне его надевать? Артуро, ты ничего не делаешь, чтобы увидеться со мной… Love. А.»

Самым замечательным событием последней четверти было письмо от Алана Портера. Он приглашал Артура в Ва­шингтон. В конверте лежал билет на самолет в оба конца.

Советник (совсем не тайный, его имя было у всех на устах, и сплетники приписывали ему широчайшие полномочия) принял Артура в своем кабинете в Белом доме.

— Что вы делаете этим летом?

— Я хотел вернуться на две-три недели во Францию, по­видаться с матерью и с друзьями, чтобы убедиться в том, что еще не слишком обамериканился. В то же время я не уверен, что у меня будут деньги на дорогу, а если и будут, то, возможно, лучше их приберечь. Я трачу слишком много времени на переводы и частные уроки.

Портер в рубашке в полоску и с алым галстуком-бабочкой, золотыми запонками и часами, сидел за массивным бюро — подделке под чиппендель — и поигрывал ножом для бумаги, отмеряя им свои вопросы.

— Как вы смотрите на то, чтобы поработать в июле-ав­густе?

Тон был непререкаемым.

— В какой области?

— О, ничего сложного: один мой друг, брокер с нью-йоркской биржи, ищет стажера.

— Я плохо разбираюсь в биржевых делах.

— Лишний довод. Пойдемте пообедаем, и вы подумаете.

Высокопоставленные сотрудники Белого дома обедали в закрытом клубе. Портер не пожимал рук, торопясь, ограни­чиваясь небрежным жестом в ответ на приветствия, нес­шиеся от каждого столика.

— Вашими результатами в Бересфорде очень доволь­ны, — заговорил он, когда заказал меню и вино, не поинте­ресовавшись мнением гостя.

— Кто именно?

Администрация… Второй курс покажется вам поин­тереснее.

— Надеюсь.

— Признаюсь, нет ничего скучнее учебы. Жизнь — го­раздо более интересный учитель. На стажировке у Янсена и Бруштейна вы узнаете то, чему вас не научат ни в каком университете.

Артур выдвинул довод, в который, едва лишь его произ­нес, уже сам больше не верил:

— Моя мать ждет моего возвращения.

— Ваше будущее тоже вас ждет, и его любовь не такая верная, как у матери.

— Вы циник.

— Циник? Нет. Я здравомыслящий человек. Положим, все можно уладить. Наши самолеты каждый день вылетают в Европу. В сентябре я доставлю вам билет туда и обратно, который не будет вам стоить ничего, кроме неудовольствия путешествовать с военными.