Высший круг - [31]

В общем, ему хотелось, чтобы Артур почувствовал себя виноватым из-за того, что не сидел возле телефона и дове­рился безалаберной прислуге. Несколько раз он возвращал­ся к невероятному стечению обстоятельств, разлучивших их на это краткое время, помешав французу увидеться с Аугустой. Она даже плакала. О… немного, несколько сле­зинок, чтобы смыть печаль. Когда подошел контролер, Же­тулиу начал ощупывать свои карманы один за другим, с возрастающей тревогой:

— Мой билет! Я потерял билет!

Артур достал оба билета из своего кармана:

— Хорошо, что я обо всем подумал!

С этого дня он решил мучить Жетулиу. На следующей неделе он избегал его, как мог, и сблизился с ним снова только из-за экзамена. Жетулиу, который несколько ночей проиграл в покер (впрочем, весьма успешно), не помнил ни слова из лекции об оси Рим-Берлин. Артур великодушно, или радуясь возможности получить очко в свою пользу, подсказал ему даты и план ответа. Самое противное, что при объявлении результатов преподаватель долго разбирал работу Жетулиу. Ее достоинства были тем выше, что автор во время послед­ней мировой войны находился далеко от театра военных действий. Жетулиу превосходно разыгрывал скромность. Забыв поблагодарить Артура, он даже вставил несколько со­ветов о том, как нужно трактовать современную историю перед наивными американцами. Он непредусмотрительно не подумал о том, что вся история повторится через неделю. Жетулиу переживал период большого везения и ложился на рассвете после напряженных партий в покер — один из спо­собов выставить напоказ раскованность высшего порядка. Артур безжалостно подсунул ему пророческую цитату Кинза, которая на самом деле принадлежала Бэнвилю, волевым решением восстановил монархию в Австрии в период между двумя мировыми войнами и перенес на один год крах на Уолл-Стрит. Преподаватель новейшей истории был просто ошарашен и приписал эти ошибки усталости Жетулиу, кото­рый после занятий набросился на своего друга:

— Ну что, весело было?

— Пришла и моя очередь посмеяться.

Ни тот, ни другой не были в настроении объясняться, и Артур предложил проверенное средство:

— Мы уже давно не бегали вокруг студгородка. Предлагаю тебе полчаса джоггинга, чтобы ты пришел в чувство.

Надев спортивные костюмы, они побежали бок о бок вокруг домов. Жетулиу, менее тренированный, с легкими, загаженными никотином, накопившимся за все сеансы карточной игры, стискивал зубы. На последнем круге, бледный как смерть, он был вынужден присесть на скамейку. Артур заговорил самым прочувствованным тоном:

— Ты же не помрешь у меня на руках вот так… не дав мне адрес Аугусты и телефон Элизабет!

— Ах, вот в чем дело!

— Да, только в этом!

Жетулиу посидел молча, нагнув голову к коленям. Когда распрямился, кровь снова прилила к его щекам.

— Спросил бы раньше. Не беспокой Аугусту. Она выхо­дит замуж о… без всякой радости, но, как ты можешь до­гадаться, мы с ней переживаем кризис. Она хочет из него выйти. Боюсь, что она жертвует собой ради меня, чтобы я мог продолжать учебу. Я умоляю ее подождать. В июле мы получим деньги от продажи поместья моего отца в Минас-Жерайс. А пока я отправляю ей свой выигрыш в покер.

— А проигрыш?

Жетулиу рассмеялся

— Я не плачу игорных долгов. Вижу по твоему лицу, что ты находишь это нечестным. Артур, тебе нужно иначе от­носиться к жизни: для совестливых настанут очень труд­ные времена. Почему ты хочешь увидеться с Аугустой?

Артур не удивился, что не почувствовал никакой горечи при известии о свадьбе Аугусты: он в это не верил, он по­верит, если только она сама сообщит ему об этом.

— Почему ты хочешь увидеться с Аугустой? — повторил Жетулиу.

Артур вспомнил, что сказала Элизабет.

— Она единственная.

— О, это точно! Даже среди женщин в десять раз краси­вее Аугуста, как только появится, одна только привлекает к себе внимание.

— За кого она выходит?

— Вообще-то намечаются две кандидатуры. Мы еще не решили.

— Что значит «мы»?

— Я тоже имею право голоса. Я ее старший брат, почти отец.

— …и немного сутенер, если я правильно понял.

— Нет, ты ничего не понимаешь из-за своей психологии среднестатистического француза.

— А если наоборот — все понимаю? Ну, Жетулиу, дай мне телефон.

— Никогда. Да и зачем? У тебя даже нет денег, чтобы съездить в Ныо-Йорк на выходные.

Артур повернулся к нему спиной и потрусил дальше по аллее вокруг студгородка. Когда он пробегал мимо скамейки, Жетулиу помахал рваным клочком бумаги.

— Если ты уж так истосковался по любви, что ж не по­едешь к Элизабет? Если не считать твои галстуки и носки, она находит тебя очень даже привлекательным.

Артур был обидчив. Что сказать в свою защиту, разве можно раскрыть правду, что это мать покупает ему носки и галстуки? Он уже несколько лет подозревал, что у нее дурной вкус, однако не потерпел бы презрения к той, кто все еще думала, что таким способом может сохранить свое влияние на сына, ставшего мужчиной. Артур навис над бразильцем. Жетулиу слегка отстранился, подставив свою птичью шею сжавшей ее руке.

— Я тебя обидел, — просипел он полузадушенным голо­сом.

— Когда Элизабет говорит это мне — еще ладно. Но тебе — я не позволю.