Высший круг - [30]

— Да, так и есть: я там сплю. Когда приезжала моя тетя Хелен, она все осмотрела, не выразив удивления. Только сказала: «По крайней мере, ниже тебе уже не упасть».

Прислонившись спиной к пуфу, Элизабет рассматрива­ла свою чашку, словно хрустальный шар.

— Я бы прекрасно обошлась без ее мнения, но она из числа моих «опекунов», а за исключением месячного посо­бия, без нее мне ничего не вытянуть. После смерти моих родителей она редко укорачивала мне поводок. В данный момент она мне нужна, чтобы содержать труппу на время репетиций.

Она могла бы сказать «мою труппу». Все держалось на ней. Она достала из папки фотографии Генри Миллера, Анаис Нин и двух актеров, которые воплотят их на сцене. Хотя Анаис Нин не обладала дьявольской красотой героинь своих сочинений, молодая женщина, которой предстоял исполнить ее роль, приводила в смущение с первого взгляда: жгучие глаза, низкий лоб, гримаса отвращения, искажающая нижнюю половину лица. Внешность Миллера была знакома Артуру по фотографии Брассаи: асимметричное лицо, чувственный рот, великолепный лоб. Действительно, по-своему красив! Артуру сразу же понравился этот пария американской литературной среды, такой же замкнутой, как и высшее общество. Элизабет дала ему почитать оба «Тропика», тайно ввезенные в США. Они прикончили бу­тылку бурбона, потом две банки теплого пива.

— Я предложила бы тебе остаться, — сказала Элизабет, — но, во-первых, я смертельно устала, а во-вторых, Джордж, возможно, вернется этой ночью, во всяком слу­чае, завтра рано утром. Ему не понравится, что здесь кто-то есть.

Артур не стал спрашивать, кто такой Джордж. Он ин­стинктивно отнес его к легким теням, проносившимся по жизни Элизабет, как и он сам пролетит по ней в свое вре­мя. Незачем спешить. Она положила руки ему на плечи.

— Никогда не верь и половине из того, что говорит Же­тулиу. Мы не попали в аварию по дороге из Бересфорда в Нью-Йорк. Он парковался перед моим домом, чтобы вы­садить меня с чемоданами, рядом остановился «кадиллак», оттуда вышел какой-то парень с сигарой в зубах, в по­лосатых брюках и рединготе, достал чековую книжку. Он купил «Корд-1930». Просто так! Для коллекции. Жетулиу сунул чек в карман, и мы в тот же вечер пировали, он за­платил за год вперед за квартиру для Аугусты и заказал себе три костюма. Он вернул сто долларов, которые я су­нула тебе втихую?

— Нет… ты же меня предупреждала. Наверное, то же будет и с билетом, который я ему оплатил, чтобы приехать сюда на выходные.

— Как неосторожно!

— Деньги небольшие, а мне хотелось сделать его своим должником. Аугуста в самом деле больна?

Элизабет погладила его по щеке с чарующей нежностью.

— Это будет нелегко! — сказала она, сочувственно по­качав головой. — Очень нелегко. Но я тебя понимаю: она единственная. Неповторимая! А такие женщины, как я, встречаются где угодно. Потеряешь меня здесь — най­дешь в Вене, в Париже, в Лондоне, в Риме, каждый раз что-то прибавится или убавится, будет новое имя, но в целом — все то же самое. Теперь ты понимаешь, почему я стараюсь убежать, коротко стригусь, живу на чердаке, ставлю Анаис и Генри на антресолях в Бауэри, где живут только пьяницы и бродяги, разлагающиеся под опорами надземного метро.

Она его поцеловала. Он вернулся на такси. Кроме Грин­вич-Виллидж, весь Нью-Йорк спал.

Он прождал Жетулиу все утро, а тот так и не пришел. По оплошности Артур не выяснил, ни где его найти, ни как позвонить Элизабет, чтобы узнать его номер телефо­на. Заехать к ней значило поставить себя в неловкое поло­жение, если там вдруг окажется «Джордж». Артур проявил больше мужества в трудную минуту, чем сам от себя ожи­дал: углубился в музеи, болтался по Центральному Парку и по улицам до наступления вечера. У администратора го­стиницы так и не было для него никаких сообщений. Он снова пошел ужинать в тратторию Гринвич-Виллидж, но Элизабет туда не пришла, ни одна, ни с кем-то. Ему отве­ли место у входа, за маленьким столиком, где официанты о нем забывали. Та пара, которая вчера разговаривала с Элизабет (он в основном запомнил восхитительную черную руку девушки) прошла мимо, не узнав его. На следующий день, прибыв на Большой Центральный вокзал задолго до отхода поезда, он хорошенько спрятался в головном ваго­не: Жетулиу оставил у него свой обратный билет, это была единственная веселая месть. За несколько секунд до отъ­езда он увидел перекошенную физиономию бразильца, который бежал по перрону с хвоста поезда, отчаянно его разыскивая. Жетулиу — запыхавшийся, со сбившимся на сторону галстуком, без шляпы — наконец, появился в ко­ридоре, вне себя от досады, когда поезд уже въезжал в тоннель под Ист-Ривер.

— Мог бы подождать меня на перроне! Я тебя ищу, ищу…

— Я думал, что ты останешься с Аугустой. Как она себя чувствует? Надеюсь, ты нашел кого-нибудь, кто сможет тебя заменить у ее постели.

Жетулиу замялся, не зная, следует ли обидеться на под­начку или притвориться, будто ничего не заметил.

— Спасибо за участие. Сегодня утром ей уже лучше. Тебе передали от меня записку в гостинице?

— Я ничего не нашел.

— Правда? С ума сойти! Я несколько раз звонил, оставил свой номер, просил соединить с тобой. Тебя вечно не было на месте.