Высшие кадры Красной Армии, 1917–1921 гг. - [15]
Отношения бывших «межрайонцев» и особенно левого эсера Лазимира с другими членами коллегии Наркомвоена складывались не лучшим образом.
И.И. Юренев посещал собрания двинской социал-демократической организации с 1904 года, а с 1905-го активно участвовал в революционном движении, в том числе – в военно-революционной организации при Двинском комитете РСДРП. Осенью 1913 года он стал одним из организаторов Петербургской междурайонной комиссии, переименованной позже в Петербургский междурайонный комитет («межрайонка»). Не следует забывать, что (в отличие от Л.Д. Троцкого) Юренев был подлинным лидером «межрайонки», что не могло не отражаться на его положении в коллегии Наркомвоена. К тому же, судя по пометам на письмах к своим коллегам, И.И. Юреневу явно не нравились бонапартистские тенденции Подвойского[136]. А вот к К.С. Еремееву Юренев относился с большим уважением: именно через «дядю Костю» (партийный псевдоним Еремеева), отбывший ссылку в Пинежском уезде, Юренев в 1911 году был связан с газетой «Правда». Юренев не забыл о поддержке Еремеева[137].
В Петрограде за плечами Юренева имелись и определенные военизированные формирования: с сентября 1917 года он работал над организацией красногвардейских отрядов, был председателем Главного штаба Красной гвардии[138]. Именно поэтому Юренева включили в январе 1918 года во Всероссийскую коллегию по организации и формированию Красной Армии, а затем кооптировали в коллегию Наркомвоена.
При распределении обязанностей членов коллегии Наркомвоена П.Е. Лазимиру поручили самый «гиблый» участок работы – его поставили курировать аппарат снабжения армии, не предоставив ему необходимых полномочий. А в июле 1918 года у Павла Евгеньевича вообще устроили обыск по подозрению в причастности к восстанию левых эсеров.
В.А. Антонов-Овсеенко (в составе финляндской группы большевиков – вместе с И.Т. Смилгой) в мае-октябре 1917 года блокировался с ядром будущей Партии левых социалистов-революционеров (ПЛСР), сидел под арестом вместе с будущими левыми эсерами Прошьяном и Устиновым[139]. Формальный нарком В.А. Антонов-Овсеенко был не доволен деятельностью коллегии Наркомвоена и, особенно, ее фактического руководства[140]. А между Н.В. Крыленко и Н.И. Подвойским в январе 1918 года развернулась настоящая борьба за гегемонию в коллегии Наркомвоена: 25 января Главковерх заявил по прямому проводу секретарю Подвойского С.А. Баландину: «Я признаю право что-либо от меня требовать только от Комиссариата в целом, а не отчасти». Речь шла о повышении окладов солдатам регулярной армии до 50 рублей в месяц. За повышение (так сообщил С.А. Баландин) были Подвойский, Мехоношин, Кедров, Муралов и Всероссийская коллегия по формированию Красной Армии. Крыленко негодовал: «Прежде всего, почему ни один из указанных товарищей не соблаговолил дать себе труд подойти к аппарату; во-вторых, потрудитесь передать им, что я не желаю играть в прятки и прошу Мехоношина и Подвойского не фигурировать два раза в одном заявлении – то под видом Военного комиссариата, то под видом Всероссийской коллегии». Из переговоров следовало, что, с одной стороны, Н.В. Крыленко был буквально уверен в своей незаменимости (раз решился на угрозу самоустранения от работы коллегии), а с другой, что в январе 1918 года Подвойский стал фактически единственным лидером военного ведомства[141].
Коренным недостатком работы фактического руководства Наркомвоена (т. е. работы Н.И. Подвойского, К.А. Мехоношина и Э.М. Склянского) Н.В. Крыленко считал бюрократизацию коллегии Наркомвоена, ее отрыв от выборных демократических организаций[142]. Главковерх свидетельствовал, что коллегия Наркомвоена посредством двух своих членов (первоначально В.А. Антонова-Овсеенко, затем – И.Л. Дзевялтовского) опиралась в своей деятельности на «демократическую коллегию гарнизонного собрания» Петрограда; посредством командующего Петроградским ВО и члена коллегии Наркомвоена К.С. Еремеева – на контрольную комиссию[143]; через П.Е. Дыбенко – на Законодательный морской совет. При Ставке Верховного главнокомандующего и на фронтах «ни один принципиальный приказ не проходит в жизнь без одобрения Цекодарфа» (Центрального комитета действующей армии и флота), заявил Н.В. Крыленко, а Наркомвоен «не опирается ни на что»: съезды и совещания по продовольствию и демобилизации, «если они [и] не носили исключительно декретивного характера», то работали все же «вне общего русла работ» военного ведомства; распределение обязанностей в коллегии Наркомвоена было произведено Н.И. Подвойским «далеко не последовательно» и ограничивалось совещаниями с генштабистами (к которым сам Крыленко относился, кстати сказать, с нескрываемым презрением); коллегия Наркомвоена работала в полном отрыве от Петросовета и военной секции ВЦИК. «Результаты, – сетовал Крыленко, – получились самые плачевные. Комиссариатом за все время не проведено ни одной крупной положительной реформы».
