Высшее общество - [97]

В противоположность Консуэле Вера встретила Чэмп с нескрываемой радостью. Она никогда не боялась старого мастифа, поскольку была недосягаема для Йеттиных клыков. В одном и вполне определенном смысле обе женщины были похожи: доходы обеих зависели от других. Но если Чэмп обделывала свои делишки, вцепившись в свою жертву подобно пирании, то Вере Консуэла добровольно приносила дань. Добродетель ставила Веру на недосягаемую для Чэмп высоту. Более того, Вера занимала в жизни господствующее положение: она была по-настоящему благородной дамой, которая могла (и много раз прибегала к своему праву) допустить или не допустить Чэмп в высший свет в зависимости от своей прихоти.

Вот по этим-то причинам Вера не боялась Чэмп. Что касается радости, то Вера предпочитала оставить ее причины без объяснений. Даже Консуэле, ее единственной конфидентке, она не хотела признаться, что ее схватки со старой Гуттой Перчей были как бы частью бесконечных мировых олимпийских игр. Это было древнее состязание между романской и англосаксонской расами, между тем, кто объединяет, и тем, кто анализирует, между идеалистом и прагматиком, между салоном и клубом. Вера услышала суховатую музыку собачьего смеха, когда она положила свою маленькую затянутую в перчатку руку на покрытую псориазом щеку Чэмп.

– Mais, quelle surprise! Epatant! – воскликнула Вера. – Chère, chère, Yetta…[34]

– Заткнись, Вера! – зарычала Чэмп. – Не смей говорить со мной по-французски. Где эта неблагодарная тварь? Прикажи подать мне цыпленка. Что происходит? Боится показаться на глаза? Это я научила ее всему, что она знает. И ты должна быть мне благодарна, ты, венецианская дрянь. Я знаю, что у тебя вставные зубы.

– Бедняжка Йетта, – сказала Вера сочувственно, – только что из Нью-Йорка. И промокла, наверное. Некому поменять тебе белье. Все крошки упорхнули. Не хотите ли принять ванну или, может быть, посмотрите порнофильм? Я не знаю, как здесь будет…

– Гры… – взревела Йетта и мерзко выругалась. Она попыталась захватить Верину голень тяжелой клюкой, но добилась только того, что смахнула со столика фотографию Ходдинга и Сибил. – Кто это? Я не его имею в виду, кто эта шлю-юха? – пропела она со старомодным нью-йоркским акцентом.

– Прошу меня извинить, дорогая, – сказала Вера, обходя стороной Йетту и направляясь к двери. – Я должна бежать. Они, конечно, могли бы послать кого-нибудь, кто написал бы для вас. Нет? Никого? Как дурно обращаются со стариками в этой стране!

– Послушай, Вера, – голос Чэмп походил на голос капитана баржи, – ты скажешь этой маленькой дряни, что я ожидаю ее, и я не двинусь с места, пока не увижу ее. Я хочу знать все дерьмо. До последнего кусочка. Скажи ей, что я не трону ее, но если она не придет сюда, я все здесь разнесу в клочья. Я ее на куски разорву. И эту шлю-юху. Я вас всех разнесу. Поняла?

– Mais, charmante! – Вера всплеснула в ладоши. – Tellement drôle,[35] что никто больше не читает вас. У вас такой прекрасный стиль.

– Я сказала, передай ей! – заорала Йетта.

– Ну, разумеется, дорогая, – сказала Вера. – Я как раз отправлялась, чтобы посмотреть, найдется ли для вас комната.

– Я сказала тебе, я хочу цыпленка и эту чертову ледышку Коль!

Вера помедлила ровно столько, чтобы посмотреться в зеркальце и проверить макияж, и, как бы поглощенная этим занятием, словно забыла о Чэмп, а затем стала грациозно спускаться вниз в холл. Она услышала очередное «Га-ррр», переходящее в каскад неистовых воплей. «Наверное, это Йетта пытается передвигаться в своей коляске, – безмятежно думала Вера. – Пройдет еще несколько минут, прежде чем она обнаружит, что под заднее колесо я подложила последний том автобиографии Крими. Консуэла будет, конечно, опечалена тем, что книжка испорчена, ведь на ее титульном листе стоит его автограф. Впрочем, ее литературные вкусы такие невзыскательные».

В это мгновение Консуэла собственной персоной появилась из задней двери своей гардеробной. С побелевшим лицом и возбужденная, она взяла Веру за руку, и обе женщины отправились к лифтам, чтобы попасть на верхний этаж.

Вечер протекал замечательно. Отель предоставил очень интимный бальный зал, всего на каких-нибудь двести персон, не более, который вместе с гостиными, барами и комнатами отдыха занимал две трети этажа. Зал был полон, но в нем царило спокойствие. Это было то чудесное время, когда распад еще не начался и не произошло ни одного досадного инцидента. Этаж выше был полностью предоставлен гостям, и все свободные комнаты были, конечно, открыты и снабжены всем необходимым для утоления голода и жажды. Еще выше располагалась ставка Деймона Роума и его «организации» – целых четыре этажа со специальным оборудованием, лифтами, доктором и командой «пинкертонов» под рукой. Отель заработал на вечеринке одиннадцать, а то и двенадцать тысяч…

Сибил весело танцевала с Полом, удивляясь обилию знакомых лиц – многие из них были ей мало приятны – и неожиданно поняла, что видела этих девочек на вечеринках и за столиками в барах дорогих ресторанов Голливуда года полтора тому назад.

– Да ведь это уличные девки! – хихикнула она и уткнулась Полу в плечо. Пол посмотрел на нее с перекошенной улыбкой. – Не будь таким противным задавакой.