Высшая мера - [7]

«Жара такая, а он мозги парит», — подумал Славка, будто это сейчас и было самым главным. Паренек, конечно, догадался, что увидел часового, и решил проследить весь его путь.

Бандит дошел до коновязи, повернул налево — к сараю. Здесь он остановился, проверил засов на дверях и вразвалочку направился в обратный путь. «Может, в сарае склад оружия?» — думал Славка. Однако у него хватило выдержки остаться на месте.

Вскоре часовой появился снова, и теперь Славка приблизительно знал, через какое время бандит подходит к сараю. А потом — рывок, и Славка уже у двери…

Трудно было скрыть разочарование: кроме засова, тут еще висел огромный замок. Стараясь не очень греметь, мальчуган потрогал его, дернул — бесполезно. И тут внезапно он увидел ведро. Нагнулся, поднял его, — ну да, дедово! Погнутая дужка, а на дне вмятина.

— Деду! — горячо зашептал Славка в узкую дверную щель.

— Славка?.. Ты зачем? Утекай, а то и тебя в кутузку засадят!

— Я за тобой, деду. Жаль, топора нема: я бы замок сбил мигом.

Дед молчал, наверное, что-то придумывал. А мальчуган стал ножом ковырять доску.

Часовой приближался снова, и Славке, прежде чем продолжить свою работу, пришлось минуту отсиживаться за углом сарая.

Славка торопился. Лезвие ножа сгибалось, но щепа летела очень мелкая, и, значит, долго тут еще ковыряться, чтобы выдернуть железную скобу. Пот заливал глаза и щеки, скатывался солеными каплями на губы.

— Эй, пацан! — позвал кто-то хрипло. — Чего остолбенел, не бойся!

К Славке подошел человек в белой сорочке, положил руку на плечо.

— Не пугайся. Я за тобой уже давно наблюдаю из окна… вон моя мазанка.

Славка все еще не верил, что человек не желает ему зла, и поэтому был готов ругаться, кусаться, сделать все, что можно — даже заплакать.

Но в голосе незнакомца угадывалось сочувствие. Внезапно он толкнул Славку подальше от дверей, пригнул к земле: приближался часовой. Поднимаясь, человек проводил взглядом фигуру бандита и сквозь зубы проговорил:

— Хозяйничають, зверюги! Хутор наш почти сплошь кулацкий, они-то чувствують себя, как у родной мамки. Одного караульного на всю деревню, ха! Думають, что уже и вовсе честных людей нема.

Славка как-то сразу доверился человеку и начал:

— У меня здесь дедушка сидит, это бандиты его… Замок вот сбить нечем.

Незнакомец ушел и вскоре вернулся, неся короткий железный ломик. Пока вставлял его в скобу, Славка спросил:

— Дядь, а вы красный, да?

— Я? — человек коротко хохотнул. — Я знаешь хто?..

Он сорвал скобу, отворил дверь и добавил:

— Давай с тобой, хлопче, договоримся так: ты меня не видел и я тебя, есть?..

А дед Никифор, оказывается, стоял уже у дверей и разговор весь слышал. Выходя, он вскинул руки, будто собираясь обнять своего освободителя, но тот уже уходил в темноту, бросив на прощание свой последний совет:

— Нажимайте швыдче.

И Славка с дедом бросились в поле.

8

Река Ингул в этом месте была неширокой и тихой. Казалось, она не течет, а только лениво покачивается, окутанная утренним паром. Прибрежная зелень тоже зябко покачивалась — солнце медленно поднималось над нею.

Распрягли Грома, и мальчишки, раздевшись, повели его к реке. Вода все-таки холодная, покалывает, как иголочками, ноги. Славка нырнул и, отфыркиваясь, сплевывая воду, сказал Петру:

— Ты чего визжишь по-девчачьи?

— Я не по-девчачьи, я по-по… — Петро захлебнулся и еле договорил. — Я по-поросячьи.

— «По-по-по», — передразнил Славка. — Что это ты, Петро, запопокал?..

Никифор, сняв сапоги, сидел на солнышке и думал о ребятах: «С них — как с гуся вода. Ночью малость перетрухнули, а теперь ничего! А у меня-то сердце побаливает, видать, старым становлюсь. Да и то сказать: по нынешним временам человека к стенке в два счета поставить могут. Был — и нет его. А за что, собственно? Ну, направился в город… так разве ж человек не волен идти, куда ему вздумается?»

Собирая у глаз морщинки, Никифор тепло взглянул на мальчиков: «Может, хоть им иная доля выпадет? Учиться бы им сейчас, да только неизвестно, когда еще до книги дотянутся».

Старик прилег на траву и укрылся пиджаком. После бессонной и полной тревог ночи хотелось спать, но Никифор знал, что уснуть не сможет… А получилось все неплохо, ей-богу неплохо! Когда они с внуком добежали до телеги, Петро был наготове и, едва уселись, хлестнул лошадь. Выстрелы караульного подняли тревогу лишь тогда, когда беглецы были далеко от хутора. Ищи-свищи теперь!

Разноголосый, приглушенный расстоянием шум заставил деда повернуть голову к дороге. Там, в желтоватом облаке пыли, что-то двигалось. «Обоз какой-то, что ли? А вдруг снова гайдамаки?» Встреча с бандитами никак не входила в расчеты Никифора, и он, слегка поднявшись, из-за кустов наблюдал за движением.

Повозки свернули с дороги — к Ингулу приблизились. И только тут беспокойство оставило деда, он даже чуть улыбнулся:

— Елки-палки, так это же цыгане!..

Цыгане расположились вдоль реки. Их серые, старые шатры раскинулись на сотню метров. Солнце начинало припекать. Невообразимый гам стоял над Ингулом, над слегка ожившей рекой. Однако никто не купался. Более того, когда босоногая и грязная детвора бросилась к воде, старая цыганка перегородила им дорогу и стала размахивать клюкой: