Высокое поле - [51]

— Ничего…

— Почему же он в клуб не пришел? — спросила она, будто подумала вслух.

— А у него вся рожа в синяках! — неожиданно для себя выпалил Леха.

— Отчего? — остановилась она.

— Попало.

— А ты и рад?

Этот вопрос, как сонного, пробудил Леху, и он понял, что говорил о приятеле нехорошо.

Навстречу опять трещал мотор мотопеда, ясно, что Сергей заметил Надьку и Леху. Он решил, видимо, еще раз убедиться. На малой скорости, будто бы не может быстрее ехать в гору, он протарахтел мимо, на секунду-две окатив их слабым желтым светом фары.

— Разъездился… — с усмешкой заметил Леха.

Надька молчала.

Сергей еще несколько раз пролетал мимо, обдавая их запахом выхлопных газов.

— А масла-то налил в бензин — фу! Не продохнуть.

— А это плохо?

— Да не плохо, но и хорошего мало: заглохнуть может, когда холодный. Ведь все хорошо в меру… — вспомнил он разговоры в общежитии о двигателях внутреннего сгорания и хотел уже выложить ей все, что знал, радуясь, что она спросила, но тут опять затарахтел Сергей.

— И не боится в такую темь, — заметила она.

— А чего тут бояться! — сразу же махнул Леха рукой, досадуя, что такого труса она принимает за смельчака.

«Посмотрела бы, какой он перед Мокеем!» — чуть не воскликнул Леха с досады, но сдержался.

— Ты в доярки пошла? — спросил он.

— В доярки. А что?

— Хорошо.

— А чего хорошего?

Леха молчал.

— Работа трудная, — продолжала она, — целый день только и дум, что о буренках. Устаешь и спать хочется: в шестом часу встаю. Ну, я побежала. До свиданья!

Он взял ее за локоть, желая задержать на минуту, чтобы сказать что-то важное, но она отдернула руку. Он повторил свое движенье.

— Пусти, говорят тебе! — рассердилась она.

В это время снова пролетел мотопед. Она подождала, когда треск станет потише, и сухо сказала:

— Никогда не смей хватать.

— Надя…

— Вот тебе и Надя! Дождись, когда тебе подадут руку. Понял?

Она не побежала от него, а неторопливо и твердо ушла, подчеркивая каждым своим шагом, что не боится и не смотрит на него.

Он постоял, послушал, как мягко шаркают ее туфли по дороге, и побрел домой.

Позади нарастал шум мотопеда. Сергей развернулся на перекрестке, но поехал не направо, за Надькой, а свернул налево — за Лехой. В один момент догнал его, заглушил мотор.

— Провожал?

— Ну, провожал. А тебе чего? — спросил Леха сурово.

— Ничего…

— Тогда чего же разъездился тут?

Сергей не успел ответить, как из дома конюха Семена, около калитки которого они остановились, выбежала тетка Феня — сама хозяйка — и набросилась на Сергея:

— Какого лешья стрекочешь тут целый вечер? А? Вот стрекочет, вот стрекочет — только стрекоток идет целехонный вечер, как черт на колесе!

— А тебе что за дело? — огрызнулся Сергей.

— А того, что у нас в телевизоре все дрыгает! Ты проедешь на своем барахле, а у нас дрыгает. Днем тебе, лоботрясу, не катается, да? Еще что за дело! Что б ты хрястнулся где-нибудь в канаву да рожу себе расхвостал, бестолковый! Купил батька дураку, так и рад стараться — форс наводить! Тьфу! А это кто тут еще? Надька, что ли? — не различила она в темноте. — А ты, дуреха, плюнь на него. Пропадешь с таким! — уколола тетка Феня, рассчитывая тем самым досадить Сергею как можно больней за его грубость. — Вот те крест, пропадешь!

— Не пропаду, — засмеялся Леха.

Тетка Феня поняла, что дала в темноте маху, и скрылась за калиткой, а Леха вдруг пожалел, что Надька была уже далеко и не слышала этой ругани.

— Чего, говорю, разъездился-то? — задиристо спросил Леха опять.

— Да так… — уклонился Сергей от обострения.

Он стоял потупясь и молчал, постукивал ладонью по седлу. Он, как и все не в меру гордые люди, был легко раним в самолюбии и переживал, должно быть, нелицеприятные слова, высказанные очень резко этой пожилой женщиной. Но было заметно, что он собирается с мыслями, что его беспокоит что-то еще и это «что-то» он хочет высказать, но не осмеливается. Прошла минута, потом другая, и он заговорил:

— Леха…

— Ну чего?

— В понедельник я не поеду, — выдавил он наконец.

— Прогулять хочешь?

— Нет.

— А как же так?

— Совсем не поеду. Никогда. Здесь останусь, пока не исполнится восемнадцать, а там, перед самой армией — в город. Пока служу — стаж пойдет, а из армии вернусь на старое место как свой, не как-нибудь там… Глядишь, и квартирку дадут…

— Значит, не поедешь на курсы? Ну и зря! А я знаю, почему ты не едешь на курсы, — сказал Леха, прищурясь. Ему показалось, что Сергей остается из-за Надьки, раз та осталась в деревне.

— Знаешь? Значит, и тебе тоже грозили? — спросил Сергей.

— Кто? — не понял сразу Леха.

— А Мокей и эти…

«Ах, вон оно что! — обрадовался Леха. — Значит, он испугался этих подонков…»

— Нет, мне не грозили.

— Зато мне грозили.

— Так, значит, ты струсил опять?

— Ладно! — обиделся Сергей. — Погоди, и ты струсишь! Вот прижмут, как меня, к стене где-нибудь вечерком.

— А тебя прижимали?

— А ты думал! И вот такой нож вынули! — Он раскинул руки, и они растворились в темноте. — Вот, сказали, если я не уеду с курсов и не перестану им мозолить глаза. А зачем мне это? Ну их… А чего ты хмыкаешь? Тебе то же будет! Они предупредили: и тебе, и рыжему Кислицыну, и тощему — всем, кто против их пошел.