Высоко над страхом - [3]

— Это как? — глупо спросил Иван.

— А так. — Валерка пожал своими могучими плечами. — Изучи вопрос. Посмотри, где в регионах есть какой-нибудь подходящий порт. Возьми кредит и действуй. У тебя получится, ты же упертый.

Идея, несмотря на всю ее неожиданность, показалась Корсакову интересной, а главное, вполне осуществимой. За пару месяцев он действительно высмотрел подходящий со всех сторон небольшой порт на Волге. Жизнь в нем теплилась еле-еле, заказов не хватало на то, чтобы сводить концы с концами, существовал довольно приличный долг по зарплате, а вместе с ним все признаки революционной ситуации. Той самой, когда верхи не могут, а низы не хотят.

При этом парк судов оказался вполне себе приличным, производственная база требовала минимальных вложений, а большинство проблем решалось обеспечением постоянного потока заказов в течение навигационного периода. Это Корсаков в силу наработанных за долгие годы связей вполне мог обеспечить. Главное, что он должен был в случае покупки успеть сделать до начала следующей навигации, — это провести ремонт судов, закупить топливо и разгрести завалы, оставшиеся от прежнего руководства, перешерстив заодно кадры.

Его предложение купить порт было встречено основным владельцем с энтузиазмом и плохо скрываемым облегчением. Второй совладелец сделке был не рад, но понимал, что со своим миноритарным пакетом вряд ли сможет что-то изменить. Рабочие, узнав о продаже, как положено, побузили пару дней, приготовились увольняться, с горя ушли в запой, а потом вышли на работу и стали трудиться при новом хозяине так же, как при старом.

Качество и методы их работы Корсакова не устраивали категорически, поэтому, тяжело вздохнув, он перевел всю текучку по автотранспортным перевозкам на своего самого надежного зама Павла Яковлева, с которым прошел огонь, воду, медные трубы, преодолел сотни тысяч километров российских дорог и сопротивление сотен тысяч российских дураков, а сам переехал в маленький провинциальный городок, от убогости которого у него ныли все зубы, и впервые в жизни началась неумолимая депрессия, слегка сдающая позиции лишь под воздействием чекушки.

Было это в сентябре. А сейчас на дворе стоял уже декабрь. Нудный, темный, как и положено в этой широте и долготе, и сырой, ветреный, с дождем и лужами, коварно скрывающими ямы на дорогах, что в условиях данной климатической зоны было довольно странно.

«Чего удивляться, что тут даже Нового года нормального быть не может, — уныло думал Иван, паркуясь в своем дворе и вытягивая из теплого нутра машины пакет со своей нехитрой снедью. — В такой убогости не может быть места белому снегу, высокой, сияющей огнями елке, радостным лицам. Я ведь действительно за несколько месяцев ни разу не встретил здесь ни одного улыбающегося человека. Все хмурые, неприветливые, мрачные. Вот и погода хмурится, чтобы соответствовать окружающей обстановке. Ну, ничего. Доделаю все дела, поздравлю коллектив и махну тридцатого утром в Питер, домой. Отмечу Новый год по-человечески. Недаром же говорят, что, как Новый год встретишь, так его и проведешь. Если я предстоящий год проведу так же, как последние три месяца, то либо сопьюсь, либо сойду с ума. Так что уеду, ей-богу уеду на все каникулы. Закрою избушку на клюшку. Ничего не случится за две недели. Решено, завтра же позвоню Пашке, скажу, что приеду, заодно проверю, как у него, обормота, идут дела. К маме съезжу. К Валерке, если он на месте».

Оттого, что он так здорово все придумал, а особенно оттого, что у него появился просвет, как у школьника, узнавшего, что учительница заболела, у Ивана даже настроение улучшилось.

Захлопнув дверцу машины и проверив, включилась ли сигнализация (в местных реалиях это было отнюдь не лишним), он перепрыгнул широкую и глубокую лужу и зашагал к подъезду, в котором снимал квартиру, весело насвистывая себе под нос знакомый мотивчик. Давненько у него не возникало такого желания.

Автомобиль, печально мигнувший ему вслед, послушно погрузился в ночной сон. Он точно знал, что до утра его теперь никто не потревожит. В этом городе хозяин никогда никуда не ездил по ночам.

Корсаков вошел в подъезд, привычно чертыхнулся оттого, что единственная лампочка опять не горела, включил фонарик на айфоне, в который уже раз возблагодарил чудо заморской техники, содержащей в себе все необходимые для русского человека опции, и начал быстро, но аккуратно подниматься по лестнице. Несмотря на то что в доме жили приличные люди, пожалуй, самые приличные во всем городе, вероятность вступить в еще горячую кошачью кучку все равно оставалась, а после трудного рабочего дня оттирать ботинки смерть как не хотелось.

Три этажа он преодолел, умудрившись никуда не вляпаться, и расслабился. Самые зловредные кошки жили на втором. Оставалось всего два лестничных пролета. Хмурый свет от уличного фонаря просачивался сквозь грязное, отродясь не мытое подъездное окно, немного освещая путь, и Иван рискнул выключить фонарь, чтобы достать ключи от квартиры.

— Черт. — На площадке, разделяющей пролеты, он едва удержался на ногах, споткнувшись о что-то большое и мягкое, грязной кучей осевшее на нижней ступеньке. Чтобы не упасть, Иван схватился рукой за стену. Пакет выпал из рук, с тихим печальным звоном попрощалась с жизнью только что купленная чекушка, он снова выхватил из кармана телефон и включил фонарь, чтобы рассмотреть, обо что споткнулся.