Высокая вода - [46]

— Но мама, он болит. Очень болит. Неужели ты не можешь сделать, чтобы перестало?

— Могу дать тебе еще аспирина, Кьяра. Вдруг это поможет.

Кьяра сглотнула слезы и повторила незнакомым тонким голосом:

— Мама, пожалуйста, сделай что-нибудь.

— Что тут, Паола? — спросил он, стараясь говорить очень спокойно и ровно.

— Ой, Гвидо, — сказала Паола, обращаясь к нему, но продолжая крепко держать Кьяру. — Кьяра уронила стол на палец ноги.

— Какой стол? — спросил он, вместо того чтобы спросить — на какой палец.

— Который в кухне.

Это был тот, с древоточцем. Что они наделали, пытались его сами двигать? Но зачем это делать в дождь? Они не могли его вытащить на балкон, он был слишком тяжел для них.

— Что случилось?

— Она мне не поверила, что там так много дырок, и наклонила его, чтобы поглядеть, а он выскользнул у нее из рук и приземлился на палец.

— Дай-ка посмотреть, — сказал он, и, пока говорил, увидел, что ее правая нога лежит поверх покрывала, завернутая в банное полотенце, которое удерживает полиэтиленовый пакет со льдом на больном пальце, чтобы не дать ему распухнуть.

Все оказалось, как он думал, а палец даже еще хуже. Это был большой палец на правой ноге, распухший, с красным ногтем, обещающим со временем посинеть.

— Не сломала? — спросил он.

— Нет, папа, я могу его согнуть, и мне не больно. Но он дергает и дергает, — сказала Кьяра. Она прекратила всхлипывать, но по ее лицу он видел, что боль все равно сильная. — Папа, пожалуйста, сделай что-нибудь.

— Папа ничего не может сделать, Кьяра, — сказала Паола, сдвигая ногу слегка вбок и кладя на нее пакет со льдом.

— Когда это случилось? — спросил он.

— Днем, сразу как ты ушел, — ответила Паола.

— И что, она вот так весь день?

— Нет, папа, — сказала Кьяра, защищаясь от обвинения в том, что целый день провела в слезах. — Он болел сначала, а потом было ничего, но теперь он очень сильно болит. — Она уже не спрашивала, может ли он что-нибудь сделать; Кьяра была не из тех, кто повторяет просьбы.

Он вспомнил кое-что из того, что узнал много лет назад, когда проходил военную службу и один парень из его подразделения уронил на палец крышку люка. Каким-то образом он не получил перелома, крышка задела самый кончик пальца, но тот стал как у Кьяры, красным и раздутым.

— Есть один способ… — начал он.

Паола и Кьяра подняли головы, чтобы поглядеть на него.

— Какой? — спросили они хором.

— Мерзкий, — сказал он, — но поможет.

— Что надо сделать, папа? — спросила Кьяра, и ее губы начали снова дрожать от боли.

— Надо проткнуть ноготь иголкой и выпустить кровь.

— Нет! — вскрикнула Паола, вцепляясь в Кьярино плечо.

— Это сработает, папа?

— Я видел однажды, как сработало, но это было много лет назад. Я никогда такого не делал, но смотрел, как делает врач.

— Ты думаешь, что сможешь сделать так же, папа?

Он снял пальто и положил его на кровать.

— Думаю, что да, мой ангел. Хочешь, я попробую?

— А от этого перестанет болеть?

— Думаю, да.

— Давай, папа.

Он поглядел поверх нее на Паолу, спрашивая ее мнение. Она нагнулась и поцеловала Кьярину макушку, еще крепче обняла ее, потом кивнула Брунетти и попыталась улыбнуться.

Он вышел в холл и взял свечу из третьего ящика справа от кухонной раковины, укрепил ее в керамическом подсвечнике, схватил коробок спичек и пошел обратно в спальню. Он поставил свечу на стол Кьяры, зажег ее и опять вышел в холл, а оттуда в Паолин кабинет. Из верхнего ящика он достал скрепку для бумаг и разогнул ее, пока шел обратно в Кьярину комнату. Он сказал «иголка», но потом вспомнил, что врач использовал скрепку, говоря, что иголка слишком тонкая, чтобы быстро прожечь ноготь.

Вернувшись в комнату Кьяры, он взял свечу и поставил в ногах кровати, за спиной у Паолы.

— Ты лучше не смотри, мой ангел, — сказал он Кьяре.

Чтобы быть в этом уверенным, он сел на край кровати, рядом с Паолой, спина к спине, и размотал ногу Кьяры.

Когда он притронулся к ноге, она инстинктивно ее отдернула, сказала: «Извини» матери в плечо и вернула ступню на место. Он взял ее левой рукой и убрал пакет со льдом. Ему надо было сесть иначе, но чтобы при этом не капал воск, и он пересел лицом к ним обеим. Он взял Кьярину пятку и зажал ее коленями, крепко удерживая.

— Все нормально, детка. Это займет секунду, — сказал он, взяв свечу в одну руку и держа конец скрепки другой.

Когда жар достиг его пальцев, он уронил скрепку и разлил воск по покрывалу. Жена и дочь дернулись от его внезапного движения.

— Минуточку, минуточку, — сказал он и опять пошел на кухню, еле слышно ругаясь.

Он взял из нижнего ящика щипчики и вернулся в спальню. Когда свечка опять была зажжена и все расположились, как раньше, Брунетти зажал один конец скрепки щипцами, а другой сунул в пламя. Он подождал, когда он раскалится докрасна, и потом, так быстро, чтобы не было времени думать, упер раскаленный конец в центр ногтя на пострадавшем пальце. Он держал скрепку, ноготь дымился, он вцепился в Кьярину лодыжку левой рукой, чтобы она не отдернула ногу.

Внезапно сопротивление под скрепкой пропало, и по его руке потекла темная кровь. Он вынул скрепку и, действуя скорее инстинктивно, чем по памяти, надавил на палец, выпуская кровь через дырку в ногте.