Вышли в жизнь романтики - [42]

Костик, которому она дала свой чертеж, немного поворчал для солидности (он уже тоже был комсомольцем!), но все же выбрал вечером тесовую доску получше, выпилил четыре планки и соединил их шипами.

— Как, девочки, подойдет? — Он притащил свое изделие прямо в общежитие.

— Завтра попробуем… Спасибо, Костик!

Утро принесло горькое разочарование. Сначала как будто шло все хорошо. Но когда проверили угольником расстояния между откосами в двух соседних оконных проемах, то оказалось, что углы рассвета получились разные… Вот тебе и рационализация!

Все приуныли.

Особенно расстроилась почему-то Ядя.

— Это все твои выдумки! — бросила она Юле. — Штукатурили бы потихоньку…

— Может, Костик не так рамку склепал?

— Так он же по твоему чертежу! — заступилась за друга Майка. Она тоже была раздосадована. Нелли же грустно напомнила:

— Теперь к третьему не закончим… понадеялись на нас!

Юля сникла. Хотела сделать как лучше, а на деле подвела всю бригаду. Наверно, так ей на роду написано — быть неудачницей.

Все сердились друг на друга, и от этого работа шла вкривь и вкось.

После окончания смены пришлось остаться, чтобы исправлять брак.

Тут к ним заглянул Прохор Семенович. Узнав о случившейся неудаче, он поднял с пола злополучную рамку, внимательно оглядел:

— Хорошая штучка… Зачем бросили?

— Угол не получался.

— А как ставили?

Юля и Майка показали.

— Так ничего и не могло получиться. Точно по центру коробки надо ставить. Вот так! — Жилистые суховатые руки старого строителя прочно водворили рамку между нижней и верхней частями деревянной коробки, вставленной в проем. — Теперь зажимы еще надо… а то перекосит. Вот здесь. Совершенно правильно. Попробуйте теперь.

Как благодарили они Прохора Семеновича! Стало получаться. Откос за откосом, окно за окном… «Рамочка ты наша золотая!»

Поздно вечером возвращались домой. Пропустили ужин в столовой, не беда!

Сторож из конторы догнал их:

— Есть тут кто из бригады Егоровой? К телефону требуют.

Побежали все вчетвером — Юля, Ядя, Нелли и Майка.

В пустой канцелярии сиротливо лежала на столе телефонная трубка.

Юля схватила, прижала к уху.

— Алло, алло! Кто спрашивает бригаду Егоровой?

— Буратино, ты? — услышала она сквозь вибрирующий гул голос Аси.

— Мамка! — не удержалась Юля от радости. — Мы тут все… Сейчас с участка. Как на конференции?

— Нас моряки приветствовали… И пионеры. Так здорово! Сегодня вечером большой концерт. Как вы там? Откосы кончаете?

— Осталось немного. Ты выступала?

— Меня на завтра записали. Как говорить: выполним или не выполним?

Юля зажала трубку рукой:

— Выполним? — И сразу в трубку: — Не сомневайся. Выполним! Говори смело!

Асин голос исчез, и вместо него ломкий юношеский басок спросил:

— Одуваша тут? Позовите ее.

— Женя? Говори с ним! — Юля сунула трубку Яде.

Все деликатно отошли, чтобы не мешать разговору. Дожидались на улице, возле конторы. Вскоре Ядя вышла раскрасневшаяся, счастливая.

— Я, правда, нервная стала, — виновато призналась она Юле, когда вернулись домой. — Когда он рядом, на душе спокойно, а как его нет… Прости меня.

— За что?

— Ругала тебя за ту рамку.

— Так это же по работе!

— Женя говорит: Ася в Металлическом от Анатолия записку получила. Он там недалеко сидит. Она к нему ходила, передачу носила. Тюфякову день за два считают. Просит учебников прислать. Хоть, говорит, и в заключении, а буду заниматься. Вот какой!

— А помните, Ася ему еще летом советовала: «Запишись в вечернюю школу, ты же бригадир, а образование у тебя маленькое», — вставила Майка, обладавшая удивительно цепкой памятью. — Она о нем всегда думала.

— Какие-нибудь настоящие хулиганы гуляют себе на свободе, а вот такой добрый, хороший… — подумала вслух Нелли. — Мне Николай рассказывал: один парень из бригады Тюфякова, тоже демобилизованный, надумал жениться, а кроме бушлата, ничего не имел. Анатолий снял с себя костюм и отдал тому парню.

— Будет уже лето, когда он вернется, — сказала Ядя. — Опять солнышко будет… Сопки зазеленеют…

— Никому бы не желала так счастья, как Асе! — порывисто проговорила Нелли.

Вечером первого ноября из Мурманска вернулась Тамара Георгиевна.

Квартира для семьи была уже готова. Вся девичья бригада забежала поздравить мастера с новосельем, а заодно посмотреть на дочку Катьку. Катька оказалась худенькой, черненькой, как галчонок, смышленой и забавной; она называла себя важно «Екатерина Ивановна» и все спрашивала: «Где у вас тут олени?»

Осмотрев сделанное бригадой в ее отсутствие, Тамара Георгиевна осталась довольна. Все было аккуратно закончено, вплоть до последнего «усенка», как называются у штукатуров острые грани откосов.

— Я знала, что вы меня не подведете, — сказала она с благодарностью, узнав, как девушки вышли из трудного положения.

…Понедельник считается тяжелым днем. Неправда! В понедельник 5 ноября бывшим подсобницам были присвоены рабочие квалификации: все стали штукатурами четвертого разряда, полноправными, достойными членами той великой семьи, имя которой — рабочий класс.

* * *

…И вот он пришел, праздник.

Вчера девушки поздно легли: гуляли на вечеринке. Женя и Ядя поженились. Расписываться ездили в Металлический (по такому случаю Одинцов дал свой «газик»). Когда «газик» вернулся и сияющая Ядя под руку с Женей поднялись на крыльцо общежития, подруги и товарищи встретили их, преподнесли, по старинному обычаю, на расшитом полотенце и тарелке хлеб-соль. Тарелку тут же разбили о камень — на счастье. Баянист сыграл нечто бравурное. Всю премию (получили накануне) бригада потратила на вино, закуски и подарки молодым. И хотя выпито было немало и хотелось отоспаться, все встали рано: сегодня в поселке торжественный митинг.