Вышка - [29]
— Не можете гонять, да? Не можете…
Шарп! Шарп!
— Тряпки схватили! Минута вам, время пошло!
Теперь за дело взялись деды.
И засвистели ремни. И лихорадочно задвигались руки и ноги. И — какой-то дурной визгливый крик заметался:
— Биг-гоом! Биг-гоом!
— Батальон, строиться на завтрак! — крикнул дневальный. Еще сильней засвистели ремни…
После завтрака готовились к полковому разводу.
День был солнечный.
Веселым блеском горели надраенные сапоги. Пряжки вспыхивали пунктиром по всему строю.
Разводом командовал начальник политотдела майор Жигарев, тот самый, красивый, с бледным лицом.
Осмотр внешнего вида.
С утра старшина выдал всем носовые платки. Платки были белые, без единого пятнышка, и это понравилось Жигареву.
На подкладках шинелей еще вчера хлоркой вывели фамилии. Большими буквами поверх штампа с датой. На обратной стороне воротников красовались аккуратные бирки: фамилия, взвод, отделение. Все, как положено. И это Жигареву, кажется, не понравилось. Он все оглядывал, оглядывал каждого и хмыкал недоверчиво.
— Показать содержимое карманов, — сказал он. Стали расстегивать шинели, доставать содержимое. Полагалось кроме военного и комсомольского билетов иметь при себе записную книжечку с выписанными в ней правилами применения оружия и т. д.
Книжки у всех были одинаковые, синего цвета (взводный покупал), только у меня книжка отличалась: она была черного цвета. Это привлекло внимание начальника политотдела. Он взял ее из моих рук, начал перелистывать. Там были стихи. На вышке жилой зоны мне пришли вдруг в голову несвязные строки. Это было похоже на то, что если бы вдруг в разгар веселья вошел в дом кто-то грозный, затопал ногами, и помертвевшие от страха гости ринулись вон, а потом, когда этот грозный уснул, они робко постучались — то ли затем, чтобы продолжать веселье, то ли забрать брошенные пальто и шапки… И уйти насовсем.
Жигарев обнаружил стихи. Начал читать вслух:
— «Нарисовал я синее приволье, где нежные цветы на тонких ножках…» Хм. Полистал дальше.
— «…На оконных красивых решетках… традесканция мертво висит…» Та-ак. Это что еще за решетки? А? Я молчал. Я не знал, что ему сказать.
— Это вам зэки дали? Зэки дали, я спрашиваю? Фамилия ваша, товарищ солдат!
— Что у него там, товарищ майор? — придвинулся поближе Вайсбард. Комбат повернулся в нашу сторону. Седякин посмотрел с беспокойством.
— Стишки тюремные!
Жигарев разорвал книжечку на четыре части и вручил мне:
— Выбросить. В сортир.
— Есть выбросить, — сказал я, пряча обрывки в карман.
День был солнечный.
Закончился осмотр.
Жигарев вышел на середину. Все вокруг задвигалось, задвигалось и замерло. Послышалась тишина.
— По-оолк!.. Смирна! — прогремело в ясном воздухе. Напряглись локти справа и слева от меня. — Напр-ра-во! — Два четких единых звука — полк выполнил команду, приготовился к следующей. Все до единого приготовились к одной команде…
— В колонну по четыре… Равнение на середину… С места строевым… шаго-омм… ммарш!
Грянул пронзительно оркестр, грянул с надрывом «Прощание славянки» и — колыхнулась, двинулась громада!
И опять какой-то неописуемый восторг обуял меня всего. Ах, этот миг, ожидая нужного, единственного момента, шагаешь, шагаешь на месте, слыша нарастающий грохот вокруг, и… рраз — пошел, пошел вбивать сапог в упругий бетон! И не было уже мыслей о том, что было утром, о разорванном блокноте — никаких мыслей не было, а была только бескрайняя музыка, тугие плечи — слева и справа, затылки впереди и восторг…
Потом были политзанятия.
Вайсбард, стоя у развернутого на доске мира, рассказывал, что там творится.
«…Пентагон… Военные базы… империализм… Крылатые ракеты… Пентагон… Военные базы…» — наполняло свежую от мороза голову. А потом — совсем другим голосом:
— Вот вы говорите: дембель неизбежен, как крах империализма… А? Так вы говорите?
Смешки забегали по классу.
— А я, — поднял указку замполит, — скажу другое: дембель под угрозой, пока существует империализм!
— Га-га-аа!.. Го-го-го-а!..
— Тихо! — Указка щелкнула по столу. — Нам сейчас не до шуток…
«…Пентагон… договор ОСВ-2… крылатые ракеты… переговоры… Пентагон…»
— Батальон, в ружье-о! — донеслось снизу.
…Капитан Соловейчик, начальник штаба, выключил секундомер, буркнул:
— Три минуты, сорок секунд. Плохо.
Оглядел отяжелевший от снаряжения строй, что-то бормотнул стоящему рядом Седякину. Он очень мало говорил.
Взводный объявил нам, что мы, взвод, заступающий вечером на жилую зону, едем на стрельбы. Прямо сейчас.
Приглашали к автопарку. Начштаба и взводный исчезли в домике КПП, а мы остались ждать.
Курили. Молчали. А что говорить. Если поедем прямо сейчас, успеем поспать положенные два часа, а нет — то… Седякин два раза выходил, говорил: «Подождите, сейчас, сейчас…»
Пришел солдат из автороты, спросил, чего мы ждем. Как раз в это время опять выглянул взводный.
— Товарищ лейтенант, не будет машины на стрельбы, я — за продуктами, — сказал ему водила и хотел пройти в автопарк.
— А ну постой, — взял его за рукав Седякин. — Кто распорядился?
— Командир роты сказал. Каймаков, — дернулся тот. Но Седякин еще крепче защемил его рукав и начал налезать на него лицом с белесыми ресницами.
Вы верите в судьбу? Говорят, что судьба — это череда случайностей. Его зовут Женя. Он мечтает стать писателем, но понятия не имеет, о чем может быть его роман. Ее зовут Майя, и она все еще не понимает, чего хочет от жизни, но именно ей суждено стать героиней Жениной книги. Кто она такая? Это главная загадка, которую придется разгадать юному писателю. Невозможная девушка? Вольная птица? Простая сумасшедшая?
Действие романа «Дети Розы» известной английской писательницы, поэтессы, переводчицы русской поэзии Элейн Файнстайн происходит в 1970 году. Но героям романа, Алексу Мендесу и его бывшей жене Ляльке, бежавшим из Польши, не дает покоя память о Холокосте. Алекс хочет понять природу зла и читает Маймонида. Лялька запрещает себе вспоминать о Холокосте. Меж тем в жизнь Алекса вторгаются английские аристократы: Ли Уолш и ее любовник Джо Лейси. Для них, детей молодежной революции 1968, Холокост ничего не значит, их волнует лишь положение стран третьего мира и борьба с буржуазией.
Прототипы героев романа американской писательницы Ивлин Тойнтон Клея Мэддена и Беллы Прокофф легко просматриваются — это знаменитый абстракционист Джексон Поллок и его жена, художница Ли Краснер. К началу романа Клей Мэдден уже давно погиб, тем не менее действие вращается вокруг него. За него при жизни, а после смерти за его репутацию и наследие борется Белла Прокофф, дочь нищего еврейского иммигранта из Одессы. Борьба верной своим романтическим идеалам Беллы Прокофф против изображенной с сатирическим блеском художественной тусовки — хищных галерейщиков, отчаявшихся пробиться и оттого готовых на все художников, мало что понимающих в искусстве нравных меценатов и т. д., — написана Ивлин Тойнтон так, что она не только увлекает, но и волнует.
В первую часть сборника «Синдром Черныша» вошли 23 рассказа Дмитрия Быкова — как публиковавшиеся ранее, так и совсем новые. К ним у автора шести романов и двух объемных литературных биографий отношение особое. Он полагает, что «написать хороший рассказ почти так же трудно, как прожить хорошую жизнь». И сравнивает свои рассказы со снами — «моими или чужими, иногда смешными, но чаще страшными». Во второй части сборника Д.Быков выступает в новой для себя ипостаси — драматурга. В пьесах, как и в других его литературных произведениях, сатира соседствует с лирикой, гротеск с реальностью, а острая актуальность — с философскими рассуждениями.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.