Вышка - [2]
Потом вдруг увидели, как закрывается за нами полосатый шлагбаум, и ссутуленная фигура, закутанная в плащ, с автоматом…
Возле длинного кирпичного барака, где растекся наш строй, стоял офицер. Зачем-то он приставил фонарик к подбородку, и лицо его составлено из черных и желтых кусочков. И весь он с головы до ног поблескивал кожей и металлом.
— С прибытием! — дрогнуло черное пятно рта. — Я командир учебной роты лейтенант Чемпуров. А это… — Из темноты выдавился сержант с выпуклой грудью, голова воткнута в крутые плечи. — А это старший сержант Хоменко, заместитель командира взвода, ваш непосредственный начальник. — Выпуклый слегка наклонил голову.
Чемпуров оттянул рукав плаща, тускло блеснули часы.
— А теперь отбой. Для вас, как для новоприбывших, подъем в семь часов. Хоменко, устраивай людей.
По одному переступали синий круг на полу, в центре которого стояла отверделая фигура с голубоватым пятном лица и с повязкой. За темным, качающимся пятном — сержантом — шли в темноту. Кто-то обо что-то споткнулся, темное пятно обронило вполголоса:
— Потише, люди спят.
Тут мы увидели: лунная дорожка высвечивает ряды табуреток, на них — форма, и погоны тянутся по краю одной ровной линией, темно-багровой полосой уходят в темноту.
В конце барака сержант молча указал свободные места и пожелал, уходя, спокойной ночи.
Легли. Чую запах твердой простыни, запах известки близкого такого потолка, где-то посвистывают носом, скрипнула койка, кто-то пробормотал что-то. Над моей головой окно, смотрю и вижу одинокую слабую звездочку. Сегодня… суббота. Да, сегодня суббота, двадцать девятое июня… Звездочка мигает, мигает…
Глухой неясный шум доносится откуда-то, все ближе и ближе. И вдруг пробилось — зазвучали незнакомо и как-то особенно отчетливые голоса, совсем рядом зазвучали:
— А я р-раз в хлеборезку, в щелку смотрю — Алакаев! Где, кричит, этот рас…
— Ха-ха-ха. А ты?
— А я и не дышу, а мясо через кулек ж-жет!
— Колек, есть курить? — новый голос.
— Есть, «Астра», протяни руку…
Голоса дрогнули, сливаются, сливаются… Мелькнуло — в школе, когда ездили в колхоз, жили вот в таких же бараках, и по ночам также не спали, разговаривали так же, курили… Пойти бы к ним, познакомиться, посидеть…
Мягкий гул накатывает, приподнимает и стискивает постепенно. Качается плавно какое-то огромное белое, безлюдное поле, отчего это оно качается?.. Слышатся где-то толчки, все ближе и ближе… вот совсем близко и громко…
— …Четыре! — хлестнул обрывок. И я, ударившись обо что-то, разомкнул глаза. Локти мои вонзились в края койки, голова вертится, вытряхивая остатки сна.
— Подъем сорок пять секунд, форма четыре! — кричал у выхода сержант с ярко-рыжей головой. — Вылетай строиться!
Прыгали повсюду скомканные лица, дергались руки, кувыркались с грохотом табуретки — и все это неслось к выходу.
— Новоприбывшим отбой! — Крик ударил — повалились на свои места. А те, другие, неслись по узкому проходу. У выхода стояло еще пять-шесть сержантов. Они стояли и внимательно смотрели на приближающуюся кучу перекошенных лиц, крутили ремни, захлестнутые на запястьях рук.
— Отбой, сорок пять секунд, время пошло! Куча грохота, сметенная командой, уже неслась обратно, на бегу сдирая форму, выпрыгивая из сапог, а вдогон щелкали ремни и слова:
— Десять секунд прошло! Двадцать секунд прошло!..
Скрипели, стонали койки под прыгающими в них телами, а голос рыжего уже подкидывал их обратно:
— Подъем сорок пять секунд!
Бух-бах! Ба-бах!
Щелк! Щелк!
Мы лежали, придавленные этим грохотом, и не было сил повернуть голову. И почему-то самым страшным было это: «Форма четыре!» Я не вижу лиц, лежащих вокруг, но чувствую по сгустившемуся воздуху, как они отвердели и как подрагивают у всех стиснутые веки. Как у меня.
— Ну что, научились вставать? — спрашивал рыжий. Куча тяжелого хрипа шатается между стен, оседает, уменьшается… застывает.
— Так, сейчас кросс вокруг сопки. Через тридцать минут вы стоите на плацу. Одного нет — все бегут по второму кругу. Напра…
Дверь резко дернулась, оборвав команду, и что-то пятнистое мгновенно заполнило казарму, заполнило одновременно с голосом:
— Так что у вас, Юрченко?
— Кросс, това…
— Отставить кросс, уборка территории, — пятнистый плащ колышется, в глазах рябит. — Почему койки до сих пор не заправлены?
— Сейчас…
Пятнистый шагнул к отверделой шеренге, вонзил руку в нее и с треском оторвал что-то.
— Это что? Подворотничок? Тряпка помойная!.. Юрченко!
— Я! — выбил из себя резко рыжий.
— Головка от… Это подворотничок, я спрашиваю? Юрченко молчал. Он стоял спиной ко мне, и я не видел его лица. Но я видел его спину: она разбухала, натягивая хэбэ… уже закрывает весь строй.
— Снимите хэбэ, — быстро сказал пятнистый тому, кого вырвал из строя вместе с подворотничком. Тот снял. Вижу его лицо: оно подрагивает, вот-вот разорвется. — Отдайте вашему командиру, пусть он вам пришьет подворотничок.
Лицо комкается, как снятая форма в руках. Лицо это неуверенно смотрит на сержанта. Нет, не на него самого, а на плечо его разбухающее.
— Выполняйте приказ, солдат! — стегнуло по скомканному лицу. — Юрченко, возьмите. И учитесь быть хорошим командиром.
Когда твой парень общается со своей бывшей, интеллектуальной красоткой, звездой Инстаграма и тонкой столичной штучкой, – как здесь не ревновать? Вот Юханна и ревнует. Не спит ночами, просматривает фотографии Норы, закатывает Эмилю громкие скандалы. И отравляет, отравляет себя и свои отношения. Да и все вокруг тоже. «Гори, Осло, гори» – автобиографический роман молодой шведской писательницы о любовном треугольнике между тремя людьми и тремя скандинавскими столицами: Юханной из Стокгольма, Эмилем из Копенгагена и Норой из Осло.
Это — роман. Роман-вхождение. Во времена, в признаки стремительно меняющейся эпохи, в головы, судьбы, в души героев. Главный герой романа — программист-хакер, который только что сбежал от американских спецслужб и оказался на родине, в России. И вместе с ним читатель начинает свое путешествие в глубину книги, с точки перелома в судьбе героя, перелома, совпадающего с началом тысячелетия. На этот раз обложка предложена издательством. В тексте бережно сохранены особенности авторской орфографии, пунктуации и инвективной лексики.
Книга посвящается 60-летию вооруженного народного восстания в Болгарии в сентябре 1923 года. В произведениях известного болгарского писателя повествуется о видных деятелях мирового коммунистического движения Георгии Димитрове и Василе Коларове, командирах повстанческих отрядов Георгии Дамянове и Христо Михайлове, о героях-повстанцах, представителях различных слоев болгарского народа, объединившихся в борьбе против монархического гнета, за установление народной власти. Автор раскрывает богатые боевые и революционные традиции болгарского народа, показывает преемственность поколений болгарских революционеров. Книга представит интерес для широкого круга читателей.
Французская романистка Карин Тюиль, выпустившая более десяти успешных книг, стала по-настоящему знаменитой с выходом в 2019 году романа «Дела человеческие», в центре которого громкий судебный процесс об изнасиловании и «серой зоне» согласия. На наших глазах расстается блестящая парижская пара – популярный телеведущий, любимец публики Жан Фарель и его жена Клер, известная журналистка, отстаивающая права женщин. Надлом происходит и в другой семье: лицейский преподаватель Адам Визман теряет голову от любви к Клер, отвечающей ему взаимностью.
Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.
Апрель девяносто первого. После смерти родителей студент консерватории Тео становится опекуном своего младшего брата и сестры. Спустя десять лет все трое по-прежнему тесно привязаны друг к другу сложными и порой мучительными узами. Когда один из них испытывает творческий кризис, остальные пытаются ему помочь. Невинная детская игра, перенесенная в плоскость взрослых тем, грозит обернуться трагедией, но брат и сестра готовы на всё, чтобы вернуть близкому человеку вдохновение.