Вышка - [13]
Время еще есть, иду в курилку. Там — по-прежнему. Только очкастого нет. Голоса что-то такое велели ему, и он полез в форточку. Теперь он где-то в другом отделении… Губошлеп Гриша двумя пальцами с коричневыми ногтями держит слюнявый свой окурок. Вздыхает. Леша курит молча, что-то вспоминает. Коротышка говорит, говорит…
Коротышка упал лицом в ладошки, затрясся.
А внутри меня — ворочался, поднимался жар. Спину ломило, больно рукой шевельнуть — отдается… Все вокруг становилось мутноватым, расплывчатым. Голоса и лица удалялись…
Медленно переставляя тяжелые ноги и держа руки полусогнутыми, побрел я по коридору. Где-то отдельно от меня витал страх, что кто-то, проходя рядом, заденет… Глаза слезились.
Прошла вечность, когда я добрался до койки. Долго стоял перед ней. Как на нее лечь? Сначала как-нибудь надо сесть. Потихоньку, потихоньку… Боль выворачивает лопатки. Ох-х! Зубы… хрустят. Еще… еще… Все. Теперь — ноги поднять. По-ти… хоньку. Другую… Все. Руки — под подушку, там прохладно. Голову — вбок, дышать…
Квадрат за спиной. Мутный. Дрожит. Ровный глухой шум. Дождь. Дождь… холодный… необъятный. Туда бы…
Леша. Остановился. Смотрит.
— Ой, Иван-царевич, спаси мою корову! Захлебывается смехом. Уходит. Коротышка. Садится. Смотрит.
— Ты это… не переживай. Она покричит-покричит и забудет. Эх-х!
Машет рукой. Уходит.
Что-то мягкое ко лбу прикоснулось.
— Ну что ты, что ты, сыночка?.. Не надо плакать, не надо.
Губы яркие шевелятся. И морщинки шевелятся.
— Поспи-ка лучше, поспи…
За решеткой — черные кривые ветки. Блестят. Качаются, по стеклу скребут. Одинокий рыжий огонек падает, цепляется за ветки — бесполезно…
Очки блестят. И острый нос между ними.
— Пойдем, приехали за тобой.
— А-бед! А-бед! — слышится в коридоре. Встаю. Оглядываюсь. Койка смятая, теплая… В коридоре за руку схватила нянечка.
— Куда? Обедать скореичка!
— Ему не надо. — Очки блеснули. — Выписывается он.
— А-а…
В конце зеленой дорожки стояла зеленая фигура. Военный… Рядом — заведующая. Они о чем-то говорили, сблизившись головами.
Медсестра подвела к ним.
От военного сильно пахло улицей. Он оглядел меня, будто говоря: «Так это он?» Заведующая взвесила на руке какие-то бумаги, протянула ему. Подошла нянечка с вишенкой на лбу, в руках — газетный сверток. В одном месте бумага порвалась и оттуда выглядывала желтая пуговица. Со звездой.
— Тут переодевайся, — сказала заведующая. И опять повернулась к военному, зашевелила губами.
От формы пахло старым потом. Моим потом. Одна пуговица помята… Это тогда, в то туманное утро…
— Ну, пошли? — бодро сказал военный. Заведующая загремела отмычкой.
Я оглянулся в теплый коридор. По коридору, по зеленой дорожке, шли в курилку коротышка с Лешей. Леша размахивал руками, поворачивал лицо к коротышке, что-то говорил… Хорошо им.
Дверь открылась — и побежал навстречу холод. Под ногами закачалась серая с белыми рябинками гальки лестница. Железная сетка поднималась до потолка вместо перил. Я впервые видел эту лестницу, хотя сюда попал по ней… Чуть ниже качались погоны. Прапорщик.
Заскрипели тугие пружины, открылась входная дверь. Ветер окатил холодом. На сером асфальте шевелились скрюченные листья. Шорох сухой…
Лобовым стеклом смотрел зеленый уазик. Там кто-то задвигался — и машина зафыркала, пустила сизый дымок.
Свежий воздух наполнил меня, я почувствовал, что отрываюсь от земли… Меня не унесло — прапор открыл дверцу.
— Давай, — весело сказал он, и солдат-шофер включил скорость.
— Домой? — спросил шофер, когда выехал за ворота.
— Домой, — хлопнул себя по колену прапор.
Домой… Неужели?..
За стеклом мелькали дома, люди… Я очень давно не видел людей. Просто людей. Но ехали быстро, и лица за окном сливались и получалось сплошное мелькание светлых пятен…
А потом все кончилось. Последний дом отлетел назад — уазик мчался бетонкой, врезанной в голую белесую степь. Под ногами шуршало.
— Закуришь? — прапорщик, не оборачиваясь, протянул папиросу.
Я взял. В кармане хэбэ оказался коробок с одной спичкой.
— А куда мы? — спросил, глядя через его погон на летящий навстречу серый поток.
— В третий батальон. Там будешь служить… За спиной прапорщика я вошел в трехэтажное из шершавого кирпича здание. Навстречу попались два солдата в бушлатах.
— А замполит туда не придет? — спрашивал один другого.
— Не-е, он на объекты поехал…
Мы поднялись по лестнице, оказались в большом помещении, разделенном надвое стеной с проходом в начале и в конце. И по ту и по эту сторону виднелись койки, табуреты выровнены по нитке, в спальном помещении днем никого не было. Здесь же на полах, покрытых коричневым линолеумом, белели разводы высохшей грязи. Сам линолеум — покрыт дырами. Койки стояли неровно, на одной кто-то спал, укрывшись шинелью, а дальше сидели двое, курили. На нас не обращали внимания.
— НШ[6] у себя? — спросил прапорщик у дневального.
— Да бог его знает, — подумав, ответил тот.
— А ты для чего тут? — привычно как-то спросил прапорщик.
Дневальный смотрел на него насмешливо, руки он держал в карманах.
— Стой тут, — сказал мне прапорщик и пошел наверх.
Я сел на табурет.
Заходили и выходили солдаты. Двое с оттопыренными шинелями пробежали, скрылись за перегородкой. Вскоре оттуда прилетело:
Вы верите в судьбу? Говорят, что судьба — это череда случайностей. Его зовут Женя. Он мечтает стать писателем, но понятия не имеет, о чем может быть его роман. Ее зовут Майя, и она все еще не понимает, чего хочет от жизни, но именно ей суждено стать героиней Жениной книги. Кто она такая? Это главная загадка, которую придется разгадать юному писателю. Невозможная девушка? Вольная птица? Простая сумасшедшая?
Действие романа «Дети Розы» известной английской писательницы, поэтессы, переводчицы русской поэзии Элейн Файнстайн происходит в 1970 году. Но героям романа, Алексу Мендесу и его бывшей жене Ляльке, бежавшим из Польши, не дает покоя память о Холокосте. Алекс хочет понять природу зла и читает Маймонида. Лялька запрещает себе вспоминать о Холокосте. Меж тем в жизнь Алекса вторгаются английские аристократы: Ли Уолш и ее любовник Джо Лейси. Для них, детей молодежной революции 1968, Холокост ничего не значит, их волнует лишь положение стран третьего мира и борьба с буржуазией.
Прототипы героев романа американской писательницы Ивлин Тойнтон Клея Мэддена и Беллы Прокофф легко просматриваются — это знаменитый абстракционист Джексон Поллок и его жена, художница Ли Краснер. К началу романа Клей Мэдден уже давно погиб, тем не менее действие вращается вокруг него. За него при жизни, а после смерти за его репутацию и наследие борется Белла Прокофф, дочь нищего еврейского иммигранта из Одессы. Борьба верной своим романтическим идеалам Беллы Прокофф против изображенной с сатирическим блеском художественной тусовки — хищных галерейщиков, отчаявшихся пробиться и оттого готовых на все художников, мало что понимающих в искусстве нравных меценатов и т. д., — написана Ивлин Тойнтон так, что она не только увлекает, но и волнует.
В первую часть сборника «Синдром Черныша» вошли 23 рассказа Дмитрия Быкова — как публиковавшиеся ранее, так и совсем новые. К ним у автора шести романов и двух объемных литературных биографий отношение особое. Он полагает, что «написать хороший рассказ почти так же трудно, как прожить хорошую жизнь». И сравнивает свои рассказы со снами — «моими или чужими, иногда смешными, но чаще страшными». Во второй части сборника Д.Быков выступает в новой для себя ипостаси — драматурга. В пьесах, как и в других его литературных произведениях, сатира соседствует с лирикой, гротеск с реальностью, а острая актуальность — с философскими рассуждениями.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.