Вышел месяц из тумана - [23]

– Вы же прекрасно знали, что мы держим эти сведения в тайне!

Плечи Вульфа поднялись ровно на одну восьмую дюйма:

– Я не обязан склоняться в почтительном поклоне перед вашей тактикой ведения дела – этого не требуют ни законы, ни обычаи. Мы с вами не юристы. Спросите окружного прокурора, захочет ли он выдвинуть против меня обвинение. У вас есть ордер на задержание меня в качестве свидетеля?

– Да. И второй такой же на имя Гудвина.

– Но вы не пускаете их в ход – по той причине, о которой вы говорили, – и только потрясаете вашим оружием. А вообще к чему, собственно, вы клоните? Что вам нужно?

Стеббинс, стоявший за креслом, в котором расположился инспектор, издал басовитый рык. Лишь одна вещь на свете доставила бы Жемчужинке большее удовольствие, чем арест моего шефа или меня самого, – арест нас обоих. Вести нас с Вульфом скованными друг с другом наручниками – о, какое это было бы для него наслаждение! Однако рык Жемчужинка издал недовольный, и за это я одарил его лучезарнейшей из своих улыбок. Он в это время усаживался в кресло.

– Мне нужна правда, – заявил Кремер.

– Фуй! – фыркнул шеф.

Инспектор кивнул:

– Вот именно, «фуй»! Если я приму на веру заявление Гудвина в том виде, как оно есть, – ну, если он потом ничего не прибавит и не убавит, – тогда выходит, что один из этой троицы – Эдей, Хейдекер или Джетт – убил Берту Аарон. Тогда мне не придется больше возиться с этим делом, так ведь?

– Да.

– Но если гудвинское заявление примут на веру присяжные, получится так, что никого из этих троих невозможно будет изобличить. Берта Аарон вошла в дом двадцать минут шестого; Гудвин разговаривал с нею до тридцати девяти минут шестого, после чего поднялся к вам в оранжерею. В десять минут седьмого он вернулся и обнаружил в кабинете труп. Так, отлично, теперь об этих троих. Если кто-то из них и беседовал с покойной вчера днем, а затем последовал за нею, когда она ушла из конторы, мы это не в состоянии будем доказать. Во всяком случае, пока нам это не удалось, и я очень сомневаюсь, что в конце концов удастся. У каждого из компаньонов личный кабинет, секретарши их сидят в совершенно других комнатах, не смежных с этими. Мы, само собой, до сих пор пытаемся выяснить, куда эти трое ходили в течение дня и с кем разговаривали по телефону. Получается вот что. Перли, дайте-ка бумагу.

Жемчужинка извлек из кармана сложенный лист бумаги и вручил его инспектору. Кремер несколько мгновений его изучал, потом заговорил:

– У компаньонов в тот день было совещание по какому-то судебному делу, не по делу Соррела. Назначено оно было на половину шестого. Они должны были собраться в кабинете Фрэнка Эдея. Когда Джетт за пару минут до назначенного срока появился в этой комнате, сам Эдей уже был на месте. Хейдекер опоздал и появился лишь без четверти шесть. Он сказал, что выходил из конторы по делу, которое заняло у него больше времени, чем он рассчитывал. После этого все трое просидели в кабинете, обсуждая подробности дела, до тридцати пяти минут седьмого. Итак, если даже исключить Джетта и Эдея и сосредоточить внимание на Хейдекере, что нам это даст? Гудвин говорит, что вышел из кабинета в тридцать девять минут шестого, оставив там посетительницу целой и невредимой. Хейдекер же через шесть минут после этого был уже на совещании. Не мог же он за это время успеть поговорить с ней по телефону, прийти сюда, убить ее и вернуться в свою контору, расположенную более чем в миле от вашего дома! Это совершенно невероятно, не стоит даже обсуждать. Никто из компаньонов не мог убить ее и после совещания. Тут мне не надо уже основываться на показаниях Гудвина – у меня самого зафиксировано в блокноте, что он звонил мне в тридцать одну минуту седьмого, а конференция, если помните, закончилась лишь без двадцати пяти семь. Ну, как вам все это нравится?

Вульф бросил на него недовольный взгляд:

– Совсем не нравится. Что за дело было у Хейдекера?

– Он ходил в театр за билетами. Обошел целых три театра. Вам может показаться, что такой состоятельный человек, как он, должен доставать билеты через агентство, но он, похоже, действительно был в этих театрах – во всяком случае он верно назвал шедшие там спектакли. Мы проверили. Хотя в билетных кассах его не запомнили.

– А что, Эдей и Джетт совсем не покидали контору между половиной пятого и половиной шестого?

– Неизвестно. Они заявляют, что никуда не отлучались, никто их слов вроде бы не опровергает, но вопрос остается открытым. Но какое это имеет значение, раз Хейдекера в конторе точно не было?

– Особого значения не имеет. И, конечно, не выдерживает никакой критики предположение, что один из этой троицы нанял головореза, чтобы убить ту женщину.

– Разумеется. Наемный убийца нашел бы лучшее место, чем ваш кабинет, и более подходящее орудие, чем ваш галстук. Нет, это чушь. Остается выбрать одну из трех возможностей. Первая, – инспектор загнул палец, – заключается в том, что все три компаньона лгут: возможно, совещание начиналось не в половине шестого, а может, Хейдекер пришел позже, чем без четверти шесть. Вторая возможность, – Кремер загнул еще один палец, – предполагает, что Берта Аарон, сказав, что один из руководителей фирмы, имела в виду не одного из компаньонов, а кого-нибудь из работающих в фирме адвокатов. Их девятнадцать. Но если Гудвин в своем заявлении привел ее рассказ дословно, то эта гипотеза более чем сомнительна. И наконец третья возможность. – Был загнут третий палец. – Оно заключается в том, что гудвинское заявление – чистой воды обман. Берта Аарон вовсе не сказала «руководитель фирмы». Одному богу известно, что она сказала. Вообще, все, что нам известно об этом деле, может оказаться ложью. И я допускаю, что мы так больше ничего и не узнаем. – Берта Аарон мертва, и, как бы впоследствии не обернулось дело, Гудвин потом заявит, что слышал от нее то, что будет ему в это время выгодно. Такие вот три возможности. Выбирайте, какая вам больше по вкусу.